Тем временем война продолжала рваться в небо Германии, и не замечать этого было невозможно. Семнадцатого мая двадцати британским бомбардировщикам удалось разрушить плотину на образованном на реке Мёне водохранилище Мёнезее, обеспечивавшем водой промышленные предприятия Рурского бассейна. Это привело к затоплению долины, выходу из строя электростанций и заметному замедлению темпов производства металлургической промышленности[506]. Геринг даже не подумал выехать на место: он предпочел прогуливаться по баварскому лесу, сдерживая негодование. И размышляя над новыми тактическими приемами, которые можно было бы противопоставить армадам Б-17, «Веллингтонов» и «Москито», а также о повышении эффективности бомбардировок Англии и нападениях на арсеналы Урала.

Но 25 мая луч солнца все-таки проник под мрачные своды Фельденштейна: в тот день генерал Галланд представил Герингу доклад о летных испытаниях истребителя Ме-262. «Он летит так быстро, словно его подталкивает ангел!» – воскликнул Галланд. Действительно, развивая скорость 900 км/ч[507], этот первый в мире боевой самолет с реактивным двигателем летал намного быстрее всех своих современников, так что Галланд сделал вывод: «Это почти невероятное техническое превосходство позволит нам компенсировать нехватку самолетов и вернуть господство в воздухе над территорией рейха, а потом и на всех фронтах». И порекомендовал рейхсмаршалу свернуть программу производства Ме-209 и выпускать только реактивные самолеты. Видя энтузиазм Галланда – и уже имея положительный отзыв Мильха, – Геринг согласился со своим генералом. Как всегда, оставалось лишь уговорить Гитлера…

Но в тот момент у фюрера были другие заботы. Его адъютант фон Белов вспоминал: «Вернувшись [из отпуска] в Бергхоф, я доложил Гитлеру о своем прибытии. […] Он сразу заговорил о главном – непрекращающихся бомбежках англичан: они уже разрушили Рур, и невозможно предположить, когда это прекратится. Люфтваффе же, вместо того чтобы противостоять врагам, ведет себя так, словно их нет вообще. Затем фюрер перешел к Сицилии, которая его сильно беспокоила, так как он не испытывал ни малейшего доверия к итальянцам, а немецких войск для защиты острова явно не хватало. Он сказал, что находившимся на Сицилии войскам должно помочь люфтваффе. […] Если люфтваффе не удастся решительно противодействовать американцам при их высадке на Сицилию, то не останется никакой надежды сохранить весь Апеннинский полуостров. […] Я позволил себе однажды сказать фюреру, что думаю о силах нашего люфтваффе, и прибавил, что по вооружению ему уже никогда не сравняться с британцами, американцами и русскими. Он сослался на Геринга, который, как и он сам, способен сделать возможным невозможное. Я сказал: “Этого уже не произойдет. Не хватает самолетов конструкции 1941–1942 годов. Люфтваффе живет за счет старых типов самолетов, с которыми вступило в войну в 1939 году”. Фюрер на это ничего не ответил, но я заметил, что он снова доверяет Герингу»[508].

Разумеется, все было относительно: Гитлер, продолжая опираться на Ешоннека, распорядился переправить несколько эскадрилий в Грецию, не посоветовавшись с Герингом[509]. Потом приказал люфтваффе передать некоторое количество Ме-109 итальянцам, «исходя из политических соображений», провел совещание с инженерами-самолетостроителями, желая разобраться, почему в отрасли царит хаос, и назначил фон Рихтгофена командующим 2-м воздушным флотом в Италии[510]. Рейхсмаршал же после возвращения из продолжительного отпуска явно не владел ситуацией, и ввести его в курс дела взялся… министр пропаганды! «Я рассказал ему, как обстоят дела с воздушной войной, – записал Геббельс в дневнике 26 июня. – Все, что я сказал, оказалось для него откровением. Он пожаловался на то, что фюрер слишком часто упрекает его».

Хотя главнокомандующий этого явно не знал, но люфтваффе со времен Сталинграда действовало героически: зимой и весной 1943 года оно обеспечило снабжение плацдарма на Кубани, поддерживая при этом отходы и контрнаступления частей вермахта на линии Донца и Миуса, вокруг Харькова и Белгорода, до тех пор, пока фронт не стабилизировался из-за распутицы. Но с того момента Гитлер только и думал о том, чтобы перехватить инициативу, нанеся мощный «опережающий удар» в районе Курской дуги. В своей новой директиве от 15 апреля 1943 года он объявил: «Я решил, как только позволит погода, провести операцию “Цитадель” как первое наступление в этом году. […] Цель наступления состоит в том, чтобы путем максимально сосредоточенного, решительного и быстрого удара из районов Белгорода и южнее Орла окружить вражескую группировку, находящуюся в районе Курска, и уничтожить ее концентрическим наступлением». Таким образом, речь шла о начале летнего наступления с маневра, который фон Манштейну не удалось осуществить в конце марта, а именно: окружить и уничтожить советские войска Центрального и Воронежского фронтов на Курской дуге, проведя наступления по сходящимся направлениям с севера из района Орла и с юга из района Харькова. В результате этого наступательного маневра 9-я армия генерала Моделя и 4-я танковая армия генерала Гота должны были соединиться восточнее Курска и замкнуть в кольцо окружения около миллиона советских солдат и офицеров.

Гитлер ставил все на это наступление, в котором должны были участвовать 700 000 человек, 1600 танков, 600 самоходных артиллерийских установок и 1800 самолетов 4-го и 6-го воздушных флотов. В связи с этим они получили большое подкрепление из того, что можно было им дать из Германии и из оккупированных территорий. Конечно, советские войска значительно превосходили немцев численностью: на этом участке были сосредоточены 1,3 миллиона человек в составе пяти фронтов на западе, в центре и на востоке Курской дуги при поддержке 3200 танков, 2900 самолетов и 20 000 орудий. Но Гитлер, как всегда, рассчитывал свести на нет численный перевес русских «отчаянной волей немцев к победе», качественным превосходством их новых танков «Тигр» и «Пантера» и, конечно, внезапностью нападения. Как всегда, он не предполагал, что и противник мог быть охвачен отчаянной волей к победе, забыл, что русские тоже повысили боеспособность своих танковых соединений[511]. А главное, он заблуждался насчет фактора внезапности…