скорби, «особые проекты» бродили во тьме, порой сталкивались друг с другом и вступали в сложные отношения. И сам Руфус, «дрон-рейнджер», был не более чем одним из таких особых проектов. Весь полезный выхлоп от него пока состоял в обустройстве карьера и приручении одичалой лошади, которой цена доллар в базарный день. Сказать, что Т. Р. планировал поселить на карьере целую компанию орлов вместе с сокольниками, значило бы сильно преувеличить. Просто Тордис слала ему в мессенджер что-то такое, что, похоже, Т. Р. нравилось. Руфус не знал, получали ли Цолмон и Пит зарплату или им просто позволили здесь жить. Но, как видно, их все устраивало. Да и его тоже. Молчаливая Цолмон оказалась любительницей и знатоком лошадей и сразу взяла над ними шефство. Пит, лет сорока, но с фигурой пятнадцатилетнего циркового акробата, неустанно практиковался в ракинге – попросту говоря, в ходьбе по пересеченной местности с тяжелым рюкзаком за плечами. Словом, все эти новые жильцы не доставляли ему хлопот и почти ничего не стоили.

Постепенно Руфус пришел к выводу, что его работа на ранчо может окончиться в любой момент, без предупреждений и объяснений; но, пока топор не просвистел над головой, можно попробовать сделаться полезным для сокольников, которые, по-видимому, у Т. Р. сейчас в фаворе. Для этого следовало отказаться от мысли, что он со своими дронами может как-то усилить охрану ранчо – сделать то, чего еще не делают «Черные шляпы». Все свое знание дронов он поставил на службу специальному проекту, ради которого прибыли сюда Скиппи, Чингиз и Нимрод: идеи – выдвинутой много лет назад Питом, развитой Тордис, принявшей ценные поправки и дополнения от Кармелиты и Цолмон, – что специально обученные орлы смогут защищать территорию от вражеских дронов. Проект «Схипхол» был свернут в значительной мере из-за протестов зоозащитников. Но на ранчо «Летящая S» – как и на любом другом ранчо в Западном Техасе – зоошизу в глаза не видывали, а если бы и увидели, то не оценили.

Для начала, однако, Руфусу требовалось разрешить одно сомнение, беспокоившее его с той минуты на вершине горы, когда сокольница стянула с головы Нимрод колпачок и вместо орлана Руфус увидел перед собой беркута. Это сразу превратило затею из личного в семейное дело. По определенным причинам Руфусу пришлось вернуться в Лоутон и удостовериться, что, участвуя в программе, превращающей орлов в оружие, он не станет изгоем в собственной семье. Так что он попросил отгул на пару дней, сел в пикап и проехал пятьсот миль на востоко-северо-восток – туда, где родился и рос до восемнадцати лет.

Как обычно, он ехал по улицам, по которым бегал мальчишкой, и каждый поворот вызывал новые воспоминания из прошлого. Лоутон и огромная военная база Форт-Силл сплелись друг с другом, словно двое борцов на татами. Большинство жителей города были военными: бывшими, настоящими, будущими. Была здесь пара четко очерченных трущобных кварталов, встречались изредка люди, не стригущие лужайку перед домом, но это лишь подчеркивало общую аккуратность и чистоту.

Город был просторный – все здесь выстроено задолго до возникновения современной моды на тесноту, на дома-коробки и узенькие проходы между ними. Со времен его детства изменились только старые дорожные знаки: стали, как везде, электронными, и в нижней части табло теперь бежали рекламные объявления о вакансиях или обновленном меню. Этакий глазок в виртуальный мир прямо посреди улицы. Булочная ищет надежного пекаря. Две мили спустя: в магазине автозапчастей имеется вакансия для надежного продавца. Надежность – вот главная добродетель в глазах лоутонских менеджеров. Интересно, сколько из тех, что ходят пешком, ездят на велосипедах или на скейтбордах по этим улицам, выдержали проверку на надежность?

В молодости Руфус полагал, что недостаток надежности присущ именно Лоутону, однако, завербовавшись в армию, обнаружил, что этот феномен распространен повсеместно. Если ты один из немногих, кого судьба одарила благословением (или проклятием, как посмотреть) надежности – тебе открыты все пути. Мир, жаждущий надежности, то и дело будет втягивать тебя в ситуации, которые юнцу, еще вчера грузившему репу в Лоутоне, покажутся пределом мечтаний, – но скоро ты поймешь, что стоит подумать, прежде чем отвечать «да». Из-за этого в конечном счете Руфус и оказался здесь. Т. Р. поставил напротив его имени галочку в графе «надежный». Это повод порадоваться – но и быть начеку.

У Руфуса имелось племенное удостоверение, но сам он редко называл себя команчем. Не хотел показаться самодовольным индюком или – того хуже – одним из тех позеров, что выдают себя за индейцев. Стоит получить такой ярлык – потом не отмоешься. Однако так уж вышло, что именно команчская ветвь его семьи, когда Руфус приезжал в гости, встречала его гостеприимнее, радостнее… да, попросту говоря, с большей любовью, чем другие родственники. Быть может, потому что приезжал он нечасто.

Он свернул на север, к Команчской реформатской церкви. Это массивное здание из красного кирпича стояло здесь всегда. Здесь он впервые услышал имена вроде Билдада и Пелега – из Библии, которую пастор зачитывал с кафедры. Но до недавнего времени не придавал никакого значения тому, что церковь основана голландскими миссионерами. Недавние события заставили его об этом задуматься. Да, формально это ответвление Нидерландской реформатской церкви, к которой принадлежит Саския. Он бывал здесь на всех положенных крестинах, свадьбах и похоронах, но никогда не думал, что это связывает его с Нидерландами, и уж конечно, даже вообразить не мог всю эту историю с Саскией. Чем дальше, тем больше все происшедшее казалось ему каким-то сном.

К северу от военной базы местность стала чуть более холмистой; появилось немало молодых деревьев, дающих тень, но и пропускающих достаточно света, чтобы трава продолжала расти и кормить коров и лошадей. Везде здесь были дороги: пересекали ручьи и реки, огибали озера, взбирались на холмы и спускались в низины – а вдоль дорог, словно бусины на нитку, были нанизаны участки в сто шестьдесят акров, именуемые наделами.

Надел, которым владела сейчас его бабка Мэри, был чуть меньше остальных: несколько десятилетий назад часть его скрылась в водах рукотворного озера. Однако потеря обернулась приобретением – земля на берегу озера выросла в цене. Как часто случается, со временем права на надел оказались поделены между десятками потомков первого хозяина, получившего его когда-то от правительства. Из-за этого им стало сложно управлять. Часть надела сдавалась в аренду под добычу торфа. Часть низины возле озера поросла можжевельником, кедром и мескитовым деревом: всё инвазивные виды. В старые времена их сдерживали бизоны, поедавшие молодые ростки, но теперь деревья заполоняли все вокруг. Пятнадцать лет