Когда рука, наконец, коснулась края коробки, он сломал несколько ногтей и вскрикнул от боли.

Он обкопал коробку со всех сторон и, морщась, погрузил окровавленные пальцы в песок, чтобы вытащить ее. Коробку пришлось покачать туда-сюда, но потом она подалась, Толбот выдернул ее из песка, отнес к краю воды и сел рядом.

Самая обыкновенная деревянная коробка. Как коробка из-под сигар, только больше. Он повертел ее в руках и даже не удивился, не обнаружив на ее поверхности никаких иероглифов или каббалистических знаков. Ну да, это сокровище совсем другого рода. Наконец, он повернул ее крышкой наверх и открыл. Внутри лежала его душа. Это было совсем не то, что он ожидал найти. Но именно то, чего недоставало в ящике с игрушками.

Крепко зажав коробку в руке, он обогнул яму в зеленом песке и направился к черному бастиону.

Когда же он, наконец, оказался в угрюмой темноте крепости – найти вход в которую оказалось гораздо легче, чем он предполагал,– ему не осталось иного пути, как спускаться. Влажные, черные камни спиральной лестницы уводили его все ниже и ниже, в глубокие подземелья, лежавшие явно ниже уровня панкреатического моря. Пологие ступени оказались сглажены тысячами ног, спускавшихся по ним с незапамятных времен. Здесь царила темнота, но не такая, чтобы Толбот не видел, куда ставить ногу. Света, правда, тоже не было. Он не задумывался о том, как такое получается.

Спустившись на самый нижний уровень – ни одной комнаты, ни одной камеры по дороге ему не встретилось – он оказался в зале, в дальнем конце которого темнела дверь. Он сошел с последней ступени и направился к двери – железной, такой же черной и сырой, как камни, из которых была сложена крепость. В щели между стальными прутьями он увидел помещение, похожее на темницу, а внем – что-то светлое, неподвижное.

Дверь оказалась не заперта.

Она отворилась, стоило ему коснуться металлической поверхности.

Тот, кто жил в этой камере, явно не пытался открыть ее. А может, и открывал, но решил не выходить.

Он ступил в темноту, более густую, чем на лестнице.

Довольно долго царила полная тишина. Потом он наклонился и помог ей встать на ноги. Это было как если поднимать мешок высушенных цветов – хрупких, в ореоле мертвого воздуха, не способного сохранить даже память о былом аромате.

Он поднял ее на руки и понес.

–Прикрой глаза от света, Марта,– сказал он и начал подниматься по лестнице обратно к золотому небосводу.

Лоуренс Толбот сел на операционном столе. Он открыл глаза и посмотрел на Виктора. Тот улыбался – до забавного мягко. Впервые за все время их знакомства Виктор не увидел на лице Толбота и намека на боль.

–Все прошло хорошо,– сказал он. Толбот кивнул.

Они уставились друг на друга и оба расплылись в улыбке.

–Как там твои криогенные устройства?– спросил Толбот. Брови Виктора удивленно полезли вверх.

–Ты хочешь, чтобы я тебя заморозил? Мне казалось, ты предпочитаешь что-то, более окончательное… серебро, скажем.

–Не обязательно.

Толбот огляделся по сторонам. Он увидел ее – она стояла у стены, рядом с одним из гразеров. Она смотрела на него с нескрываемым страхом. Он сполз со стола и завернулся в простыню – ту самую, на которой только что лежал. Импровизированная тога сделала его похожим на римского патриция.

Он подошел к ней и заглянул в старческое лицо.

–Надя,– мягко произнес он. Спустя долгое мгновение она подняла на него взгляд. Он улыбнулся, и на долю секунды она сделалась юной девушкой. Потом она отвела взгляд. Он взял ее за руку, и она послушно пошла за ним к столу, кВиктору.

–Я был бы весьма признателен за краткое изложение, Ларри,– сказал тот. Поэтому Толбот рассказал – все с начала до конца.

–Моя мать, Надя, Марта Нельсон – они практически одинаковы,– сказал Толбот в завершение своего рассказа.– Их жизни прошли зря.

–А что все-таки было в той коробке?– поинтересовался Виктор.

–Как у тебя с символизмом и иронией космического масштаба, старина?

–До сих пор проблем сЮнгом иФрейдом не возникало,– ухмыльнулся Виктор.

Толбот крепче сжал руку старой женщины.

–Там лежал старый, ржавый значок с изображением куклы. Хауди-Дуди.

Виктор отвернулся. Потом снова повернулся кТолботу. Тот ухмылялся.

–Никакая это не ирония космического масштаба, Ларри. Так, глупая хохма,– Виктор, похоже, рассердился и не собирался скрывать этого.

Толбот помолчал, давая ему подумать.

–Кой черт это должно означать?– произнес Виктор наконец.– Невинность?

Толбот пожал плечами.

–Думаю, если бы я знал ответ, я бы ее не потерял. Но что есть, то есть. Маленький железный диск диаметром дюйма полтора на булавке, с этой дурацкой пучеглазой физиономией. Рыжие волосы, улыбка до ушей, нос пуговкой, веснушки – все как положено,– он немного помолчал.– Знаешь, мне это показалось уместным,– добавил он.

–И теперь, когда значок снова у тебя, ты не хочешь умереть?

–Мне вовсе не нужно умирать.

–Но ты хочешь, чтобы я тебя заморозил?

–Нас обоих.

Виктор уставился на него, не веря своим глазам.

–Господи, Ларри!

Надя стояла молча, словно не слышала их разговора.

–Послушай, Виктор: Марта Нельсон там. Жизнь, прожитая зря. Надя здесь. Не знаю, как и почему… но… ее жизнь тоже прожита зря. Я хочу, чтобы ты сделал ее копию, такую же микроскопическую – и послал ее туда. Он ждет ее, и он сделает все как надо. Правда, Виктор. На этот раз – как надо. Он сможет быть с ней, когда она сбросит все годы, что у нее украли. Он сможет стать – я смогу стать – ее отцом в младенчестве, другом в детстве, бойфрендом в юности, поклонником, любовником, мужем, компаньоном в старости, наконец. Пусть она побудет всеми женщинами, которыми ей не удалось побывать. Не укради это у нее еще раз, Виктор. А когда все закончится, все начнется снова…

–Но ради бога, как? Чтоб тебя, как? Подумай хорошенько, Ларри! Что за метафизическую чушь ты несешь?

–Не знаю, как – это тебе лучше знать! Я ведь был там, Виктор, был несколько месяцев, а может, и лет, и яведь не изменился, ни разу не обратился волком. Там ведь нет луны. Нет ни ночи, ни дня – только золотой свет и тепло, и ямогу попытаться возместить весь ущерб. Я могу вернуть не одну жизнь, а две. Прошу тебя, Виктор! Пожалуйста!

Ученый молча смотрел на него. Потом на старую женщину. Та улыбнулась ему в ответ, а потом корявыми от артрита пальцами сняла одежду.