Решили, мол, хватит ему дань отваливать. А тут Брах. Грит, ребя, собирайте дубины, колья, кто чем разжился, и давайте со мной! Грит, там этот, как его…

— Гар, — подсказал один из дружков.

— Да, Гардор, Гарнор… А, Моргот с ним! Собирает он, грит, народ. Но Брах-то не дурак, он сразу сказал, мол, Гар этот, плотник или кто он там, железячник-деревяшник, начнёт, морду свою глупую засветит перед стражей, а тут-то мы и подсуетимся! Хрясь этого дурачину, и сами с его народцем вождя и… — мужчина сделал жест, изображающий повешение. — Но вишь, как обернулось? У Гарна этого оказался то ли сын, то ли сват, Моргот его знает, и как Гарда грохнули, этот щенок подсуетился и давай речи толкать, шо мол не звери мы, неча тут девок бить. Так браховы братья ж не просто девок били! Они мирьянцы для дела собирали, а вождёва девка им нечайно попала. Сама к ним выбежала! А могла, как бабка её откупиться, добром защитникам отплатить. Она вон, дала нашим ребятам разного, они «Спасибо» сказали и ушли с миром. А как они должны были поступить, а Тинь? С девкой-то. Она ж угрожать начала! Вот скажи!

— Так я ж не знаю, что было, Доронор, — женщина сделала вид, будто пьёт. — Я мужа домой жду, делами занимаюсь. Некогда мне.

— Ай, и не для твоих ушек это! — захохотал старый друг. — Ты теперь иного поля ягодка.

Такие речи звучали угрожающе — аданет прекрасно помнила, как в приюте относились к «богатым», считая таковыми даже тех, у кого просто было, где спать. Попасть в одну могилу с вылезшими из грязи счастливчиками Тин не хотелось.

— Муженёк-то твой где? — вопрос прозвучал почти приговором.

— По делам уехал, — отмахнулась аданет, наливая гостям до краёв — пусть, пусть пьют. — Так что там с вождём-то?

— Да шоб мы знали! — захохотал сидевший до этого тихо беззубый толстяк. — Ты скажи лучше, девочка, с кем ты.

— В смысле, с кем? — женщина налила ему вина, пододвинула хлеб. — Кто правит, с тем и буду. Мне-то что?

— Ла-адно, красотка, ла-адно.

— Наши говорят, хотели у сестры вождя дом отжать, — начал ухмыляться Доронор. — У той, которая под эльфа легла. Пришли, значит, а её и нет, соски этой, а муж спит. А Фаранор-то — наш парень, ну и ушли. А-ха-ха, пустые головы! Кстати, грят, спряталась соска у сестры своей, но мы её не трогаем. И белемиров дом тоже, ну сама понимаешь — у нас, приютских, нет никого, кроме них. Но если они сами полезут…

— Не думаю, — уверенно сказала Тин. — Бериль хоть Брегору и родня, но не особо ладит с ним. Мельдир ей подругой была.

Старый приятель отмахнулся:

— Давайте лучше нашу, ну, забацаем. Пташка, ты петь-то не разучилась? Развлекай, давай, гостей!

Понимая, что может начаться после песен и танцев, аданет прикинула: ради спасения жизни можно и отдаться, тем более, до свадьбы с Бреголасом было пару раз с тем, который сейчас сидит напротив и делает вид, будто не помнит ничего. Но шестеро пьяных мужиков…

Взяв из своей комнаты расстроенную лютню, Тин принялась грубо стучать по ней и от души бить по струнам.

— Псы с городских окраин —

Есть такая порода, — голос, конечно, был уже не тот, что в юности, но ещё вполне неплохо звучал, несмотря ни на что. — С виду обычная стая,

Их больше от года к году.

У них смышлёные морды

И, как у нас, слабые нервы.

Но каждый из них такой гордый!

И каждый хочет быть первым.

Они собираются в стаи,

Ещё не зная, что делать.

Может, просто полают,

А может, кого-то заденут.

И ушки у них на макушке,

Ты шепчешь — они услышут.

Улица — не игрушки,

Здесь учащённо дышут.

— А в этом месте по-другому не прожить! — подхватили гости, уже самостоятельно наливая себе выпивку. — А в этом месте по-другому не прожить!

Тин слышала — дети начали шуметь, но понимала — уходить нельзя. Не сейчас. Если не расположить к себе этих людей, можно не дожить до заката. И мелюзгу, увы, они тоже могут не пощадить. Но даже если и не тронут — куда малышам без родни? В приют? Ну уж нет!

— И тот случайный прохожий,

Что вечером жмётся к стенам, — громче запела аданет, яростнее терзая лютню, — днём им вряд ли поможет,

Разве что бритвой по венам.

И всё у них в порядке —

Есть кобеля, есть суки.

Первые ходят на блядки,

Вторые рожают в муках.

А те, что становятся старше,

Незаметно уходят —

Им просто становится страшно,

Они устают от погони.

Пускай же твёрже мышцы!

Сомнений всё меньше и меньше,

Движенья становятся резче,

Поступки становятся жёстче.

Зазвенела бьющаяся посуда — кто-то уронил кружку, а за ней и тарелку. По полу рассыпался аккуратно нарезанный хлеб.

— А по утрам им хочется плакать, — делала вид, что всё в порядке, хозяйка, —да слёз не видать на морде.

В Ангбанд душевную слякоть —

Надо держать породу!

Надо угробить время,

Чтоб вечером снова быть в форме.

Взвоет псиное племя —

Значит, снова всё в норме!

— А в этом месте по-другому не прожить!

Самый толстый из друзей начал засыпать. Остальные тоже явно устали, поскольку, скорее всего, не спали ночь. Кого-то хмель бодрил, кого-то наоборот.

— А в этом месте по-другому не прожить!

— Ладно, хозяюшка, хватит лютню дубасить, — рассмеялся старый друг. — Ты б отдохнуть нам дала, а то утомились ребята.

— Конечно, всё будет, — кивнула Тин. — Только в баньку зайдите, а то дети у меня, не дело немытыми тут ходить.

— Банька? — проснулся даже толстяк.

— Да-да, сейчас всё сделаю.

— Попаримся, братья, — хмыкнул, облизываясь, Доронор, — а потом отдохнём. Нам ещё надо выяснить, чё там у дома вождя творицо. Ты, Тинви, давай, баньку нам сделай, а сама сбегай, глянь, чё как. Чтобы мы вечерком уже в курсе были.

— Да-да, — легко согласилась аданет. — Всё сделаю. Пойдёмте, провожу-покажу, где что. Не волнуйся, по дружбе всё устрою. Мы ж одного поля ягодки, понимаем друг дружку.

***

Сбавить жар в бане супруга Бреголаса осмелилась лишь поздним вечером, когда изнутри уже давно не доносилось ни звука. Дверь выдержала удары ногами,