не бывало. Однако, присмотревшись, муж Андрет понял — случилось нечто плохое. Почему нет рядом жены? Почему разбито окно? Кто разворотил сундуки?!

Мысли с трудом собрались в цепочку, но когда Фаранор осознал произошедшее, он сразу же схватил топор и бросился в кузницу.

***

Крики на улице становились то громче, то тише, слуги приходили и уходили, докладывали обстановку, поэтому Брегор знал обо всём творящемся за своим забором.

Вождь не понимал нахлынувших чувств. Казалось, ему было уже всё равно, что произойдет дальше, и лишь просьба Барадис прийти немного взбодрила. Быстро, несмотря на головокружение, добравшись из кабинета до комнаты любимой, Брегор увидел аданет лежащей в постели, однако выглядела она гораздо лучше, чем ночью. И улыбалась.

— Иди ко мне, — тихо произнесла Барадис. — Обними, согрей. Я хочу прижаться к тебе.

Подойдя к кровати, вождь начал медленно снимать одежду, только вдруг замер, стянув рубаху через голову, но оставшись в рукавах.

— Они убили мою дочь, — смотря в пустоту ничего не выражающими глазами, произнёс Брегор. — Убили. Мою дочь. Я отомщу всем. Никто не спасётся от моего гнева. Клянусь, Барадис. Чем угодно клянусь.

Мы ещё живы

Утром не получилось открыть глаза. Не поняв, что произошло, Берен запаниковал, схватился за лицо и почувствовал, что веки будто раздуло, а на ресницах насохла корка. Поначалу накатившая паника отступила: книжник вспомнил подобные хвори у детей и способы их лечения, вот только в конце осени, ещё и в чужом краю самостоятельно искать нужные травы сложновато. Да и воду для начала бы где-нибудь взять. Поплевав на руки, Берен кое-как размочил налипший гной, открыл глаза и поспешил к приютившим путников стражам. Может быть, уже появились вести!

Двое эльфов удивлённо взглянули в лицо человека, один недвусмысленно указал на ящик в углу комнаты с надписью «От ран».

— Меня не били, — Берен покраснел, став одного цвета с воспалёнными белками. — Но спасибо. Наверное, там есть то, что мне поможет. А что насчёт вестей?

— Едут, — коротко ответил более отзывчивый из Эльдар. — Дочь твоя нашлась. Она в порядке, и наследник вождя тоже. Про других вестей нет.

— За другими, — трясущимися руками отрезав бинт и смочив его первым попавшимся снадобьем, проговорил книжник, — пусть их семьи по лесам бегают!

— Справедливо, — согласились стражи.

От примочки глаза неприятно защипало, зато быстро пропало ощущение жжения, и зрение стало немного чётче, что неописуемо обрадовало боящегося ослепнуть к старости учителя. Не хватало ещё из-за какой-то заразы перестать видеть, пока голова соображает!

— Давай к лекарю провожу, — предложил тот же отзывчивый эльф.

— Не надо, — гордо выпрямился Берен. Он совершенно не хотел объяснять очередному мудрому «звездуну», что глаза воспалились, поскольку тупой человечишка сначала хватался руками за мох, слюнявую морду дохлой лисы, склизкие грибы, гнилые палки под ногами, а потом трогал свою немытую рожу. Эльф на смех за такое поднимет и будет прав, между прочим.

Стражники пожали плечами.

Небольшое поселение, в котором остановились фиримарские подданные, выполняло множество задач: здесь проверяли и ремонтировали любые средства передвижения, изготавливали и продавали весы для самых разных целей, здесь же можно было приобрести одежду и снаряжение перед долгим путешествием, но самым примечательным оставалось иное, о чём далеко не всегда сообщали приезжим — Каладаур населяли в основном бывшие таргелионские подданные, которые, однажды попав в тюрьму, после окончания срока заключения не смогли или не захотели возвращаться домой.

Поселение стало неким перевалочным пунктом, где часто шутили, мол, Каладаур — последний шанс одуматься и повернуть назад.

Вдоль дорог из земли торчали многочисленные столбы с развешанными объявлениями о поиске пропавших, либо преступников, уточнялся размер награды за живого и мёртвого. Так же предлагалась помощь в поиске жилья, судебных делах, подборе супругов, а заодно — в исцелении самых невероятных недугов. Читая всё это, Берен со злорадством находил ошибки в словах, мысленно клеймил мошенниками обещающих спасти «водобоязненных», смеялся над сводниками.

От нечего делать и желания хоть как-то отвлечь себя от тяжкого ожидания, книжник направился в гости к одному особо усердно рассказывавшему о себе гномьему чудеснику, и даже заплатил за возможность услышать совет.

— Глаза болят? — совершенно непонятно, как угадал недуг нового посетителя целитель. Точно маг! — Могу продать одно из уникальных снадобий, если оно тебе по карману.

Берен посмотрел на цены и решил, что лучше купить ещё один дом, чем видеть, как эльф.

— Тогда посоветую более скромный способ, — гном многозначительно погладил длинную чёрную бороду, удивительно контрастирующую с полностью седыми до белизны волосами. — Девять дней не ешь мяса, в том числе рыбу, птицу и орчатину, а также, себе подобных. Пей только прозрачное. Никаких ягодных или травяных напитков, никакого молока. Утром десятого дня, после сна обильно помочись, и девять раз до следующего сна протирай глаза смоченной в получившемся внутри тебя эликсире конопляной тряпицей. Через девять дней увидишь всё.

Подумав, что ещё никогда в жизни не платил за столь странную сказку, Берен поблагодарил целителя и пошёл дальше гулять по странному поселению.

После довольно утомительного блуждания между ничем не примечательными домишками фиримарский книжник вышел на маленькую площадь, где крутивший пыльные вихри ветер бросил в воспалённые глаза мужчины песок. Выругавшись и с огромным трудом проморгавшись, Берен заметил двоих музыкантов с инструментом очень сложной и непонятной конструкции, перед которыми лежала перевёрнутая шляпа с широкими полями. Видимо, внутри находился камень, раз она не улетала от ветра. То, на чём играли местные менестрели, напоминало выброшенную в яму кучу дудок, гуслей, лютней и цветочных горшков. Звучало это устройство тоже более, чем странно, однако Берен решил — он не имеет права пропустить такое самобытное явление, поэтому должен послушать.

— Крутится, крутится жизнь колесом, — пели тоже как-то странно гортанно музыканты. — То ли как явь, то ли, как сон.

Ходит за мною с печальным лицом,

С громким началом и тихим концом.

Лестница в небо ведёт в никуда,

Время сквозь пальцы уносит песок.

В наших стаканах вино и вода,

Наша звезда зовёт на восток.

Мама, я всё ещё жив!

Как феникс из пепла, как кровь на руках палача.

Мама, я — полоз во ржи,

Я — сорванный колос, сгоревший огарок, свеча.

«Мама, я всё ещё