по первому нас проконсультирует отец Олег, то с сотрудничеством…

— Позвольте, я поговорю с Макроутом, — попросила Дробжек. — Он не откажется, я уверена.

Вызванный в пункт наблюдения священник заверил, что ментальное здоровье заключенного стабильно, опасности срыва нет. Самого Макроута привели через несколько минут в сопровождении Люджины. Темный был ошеломлен, бледен и насторожен. Матвей без лишних разговоров хлопнул его по плечу: общее дело сблизило еще в прошлый раз, да и понравился ему Дуглас. Дмитро передал пакет с молоком. А Дорофея Ивановна коротко повторила задачу. И осведомилась:

— Вы согласны, молодой человек? Я должна быть уверена, что вы не дрогнете и прикроете свой сектор.

— Я все сделаю, — сипловато пообещал темный. — Только… мне нельзя выходить за зону покрытия часовни, полковник. Я боюсь сорваться.

— Отец Олег? — обратилась Латева к священнику.

— Стихийный фон ровный, сужения защиты нет — она простирается на пять шагов за первый щит, возможности сорваться внутри зоны пока нет, — очень по-военному повторил священник.

— Условия понятны? Не подходите близко ко второму щиту, — приказала Макроуту Латева. — И если почувствуете желание кого-нибудь выпить, постарайтесь направить его на врагов. Иначе мне придется вас пристрелить.

Матвей с укоризной посмотрел на нее — а Макроут вдруг неуверенно усмехнулся и кивнул. И на его лицо словно вернулась жизнь.

Солнце клонилось к закату. Было жарко и душно. Маги перемахнули через стену — ибо дверей в конструкции не было предусмотрено, — и прижались к ней меж бойниц. Внешний щит держался, хотя враги прицельно колотили взрывами в одни и те же области, на которых уже стала проявляться структурная решетка. Воняло плавленым хитином, муравьиной кислотой, порохом, дымом от выстрелов гранатометов. А внизу, под холмом, собиралась целая армия — было страшно смотреть туда, потому что визги возбужденных тха-охонгов оглушали. Матвей успел задублировать шитовой накопитель на внутреннем щите, укрепить несколько узлов на внешнем, когда заметил, как по земле, по темным теням, длинным от заката, потекли тени живые.

— Невидши! — крикнул Димка справа.

Невидши, десятки, сотни невидши невероятно быстро неслись к щиту, скидывали у него крупные сероватые бруски, похожие на мыло, и ускользали обратно. Тех, кого задевало огненными заклинаниями, разрывало на части — и только через несколько минут Матвей сообразил, почему.

— Это же взрывчатка! — заорал он. — Они обкладывают щит взрывчаткой!!!

С одной стороны от Матвея капитан Дробжек сосредоточенно лупила по невидши огненными Лопастями — те сносили головы сразу нескольким тварям, заставляя детонировать взрывчатку, и истаивали. И сама Люджина постепенно бледнела и переходила на боевые амулеты, дающие небольшую передышку. С другой — Димка, как и сам Матвей, бесконечно поливал тварей сеткой Молний, не давая подойти к щиту, который залепило ошметками плоти. Из бойниц стреляли разрывными пулями, разворачивающими тварям морды, и один из снайперов, работающий слева от Матвея, был невероятно быстр и меток.

Однако невидши было слишком много, и двигались они с нечеловеческой скоростью — горки взрывчатки у щита росли, и приходилось работать все аккуратнее, отталкивать бруски Таранами, но все понятнее было, что не справляются, не получается остановить минирование… Матвей заливался потом — казалось, что между щитами воздух раскалился.

И вдруг волной отхлынули от щита подальше и невидши, и тха-охонги с иномирянами.

— Маги, внутрь! — раздался вопль Вершинина.

Димыч перемахнул через стену. Матвей увидел, как с трудом подтянулась Люджина, но тело наверх забросила легко, оберегая живот.

У той бойницы, из которой стрелял таинственный меткий снайпер, лежала Дорофея Ивановна и, не глядя на окружающих, делала выстрел за выстрелом, быстро и ловко перезаряжая длинную винтовку.

За стеной раздался вопль на иномирянском, в котором легко читался призыв атаковать, и в этот же миг по взрывчатке с нескольких сторон ударили гранатометы. Раздался взрыв такой силы, что Матвей оглох и ослеп. А когда он наконец-то снова смог видеть, оказалось, что внешний щит истаивает фрагментами.

Руки у Ситникова дрожали от напряжения, но к внутреннему щиту сквозь дым уже бежали новые невидши с взрывчаткой. И он, сжав в кулаке накопитель, выпрямился и снова начал поливать их Молниями.

Часть 2. Глава 10

Хутор полковника Латевой

Катерина Симонова

Внизу, на минус третьем ярусе, было тревожно. Людей распределили по большим отсекам, в каждом из которых находились с десяток двухъярусные кроватей, длинные столы, санузлы в отдельной комнатке. Гудели голоса. Иногда по стенам пробегала дрожь, и понятно было, что там, снаружи, что-то взрывается.

Пережившие появление инсектоидов и погоню за автобусами, люди не понимали, что происходит, и это пугало больше взрывов. Страх был такой силы, что никого не взволновало и не удивило попадание в секретный бункер.

На каждого заходящего в каюты, на матушку Ксению и отца Олега, то и дело проведывающих каюты, набрасывались с расспросами. Ответы звучали почти одинаково:

— Бункер держится. Скоро придет подкрепление.

Кто-то посмелее вызвался помогать бойцам, и Катерина Симонова, расположившаяся в каюте рядом с другими гражданскими, тоже лучше бы носила боеприпасы и еду, чем ждала в неизвестности. Но с нею были дети.

— Мама, дядя Саша нас спасет? — то и дело вопрошала старшая дочь, и Катя уверенно отвечала:

— Конечно, Аня. Но пока нужно сидеть тихо-тихо, как мышки. Нас защищают, но и нам нужно быть смелыми.

Младшая ничего не спрашивала, она жалась к матери и была горячей от страха.

Катерина уже звонила Александру, но его телефон не отвечал, и непонятно было, то ли связь между Центром и Югом оборвалась окончательно и последние города с телефонными вышками были захвачены иномирянами, то ли он занят настолько важным делом, что не может прийти. В любом случае тонкая нить на запястье, которая должна была показывать, жив ли он, не холодела. Катя, поколебавшись, трижды дернула за нее — не до боязни отвлечь было.

Только бы пришел! Только бы успел!

А если он не может?

Она пошевелила пальцами в кармане, где лежали гадальные зерна. Все последние недели они показывали ей опасность, оружие, смерть рядом. Так много, что она устала бояться. Слишком много, и потому Катя начала носить зерна с собой как оружие.

Один раз она уже потеряла своих детей. И уяснила, что никто не защитит их лучше, чем мать.

— Мама, я хочу писать, — жалобно проговорила старшая дочь.

— И я, — присоединилась младшая.

Катерина потерла заледеневшие ладони друг о друга, улыбнулась через силу и протянула девочкам руки.

—