– К твоему сведению, ты тоже начинаешь меня раздражать! – прохрипел раненый, приподнимаясь на койке. – Рана у меня почти затянулась. Так что лучше поостерегись, иначе придется тебе ответить за такое обращение.

– Ха-ха! – рассмеялся Онцилла. – Слава богу, наконец-то ты пришел в себя! Давно пора. А то я уж и не чаял.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мне надо было кое-что проверить, вот я и проверил.

– И что же?

– А то, что я не забыл про тебя, как ты думал, неблагодарный. Меня не было пару дней потому, что я старался ради нас обоих: тот малый, который тебя ранил, у меня в руках.

– Правда?! – возопил Босуэлл, вскочив с койки с такой прытью, что от его притворной немощности не осталось и следа.

– Да вот только дружок его улизнул, а чтобы отомстить сполна, мы должны его разыскать. Ты готов драться?

– Говорю же, рана у меня почти затянулась. Впрочем, с оружием я управляюсь левой рукой не хуже, чем правой. Только прежде, чем во что-то ввязываться, было бы не худо набраться силенок.

– Ладно! Что тебе для этого нужно?

– Поесть. А то я натурально помираю с голоду.

– Нет ничего проще. Слушай! Дело идет как по маслу. Герцог де Ла Торре под домашним арестом у себя в особняке, под честное слово, – приказ вице-короля на сей счет поручили передать ему через меня. Наш досточтимый вельможа так ничего и не понял из того, что я ему наплел. А чтобы вконец сбить его с толку, пришлось приплести стародавнюю историю, которую я держал про запас, и она, как и следовало ожидать, произвела на него неизгладимое впечатление. Сейчас герцог на пару с герцогиней, должно быть, убиваются от горя, так что теперь их нам нечего опасаться: они у нас в руках. Остается узнать только одно.

– Что именно?

– Если наши бывшие друзья Береговые братья действительно собираются высадиться в Веракрусе, надеюсь, ты понимаешь, в каком незавидном положении мы тогда окажемся, а потому нам очень важно все знать наверняка, чтобы вовремя определиться, как быть дальше. Так что я постараюсь разузнать, что к чему, со своей стороны, а ты со своей.

– Что ж, неплохая мысль! Значит, придется, верно, разыскать того сбежавшего флибустьера, разоружить его, вытрясти из него все, что знает, а там и кончить.

– Вот-вот, дружище, узнаю прежнего Босуэлла. Ну а если у тебя дело сорвется, то уж у меня, надеюсь, оно выгорит.

– Когда начнем?

– Прямо сейчас.

– А поесть?

– Само собой. На вот, держи кошелек – там с полсотни унций.

Босуэлл тут же с жадностью схватил кошелек.

– А теперь говори, что мне делать? – спросил он.

– Ничего особенного, все очень просто. Ты сейчас же отправишься в небезызвестный тебе дом, назовешься, и тебе там дадут, причем задаром, платье, оружие и лошадь. После того как переоденешься, чтоб тебя ни одна живая душа не признала, пойдешь в какую-нибудь харчевню и поешь вдосталь. Только гляди, ни капли лишней! Дело тебя ждет нешуточное – надо владеть собой. После того как поешь, сядешь на лошадь и выедешь из города по дороге на Мехико. Через полчаса свернешь с нее направо и двинешь дальше вдоль побережья, пока не упрешься в высокую скалу. У ее подножия находится пещера – вход со стороны моря. Ты хорошо меня понял?

– Еще бы! Это ж проще простого.

– Так вот, в той самой пещере ты и встретишь нашего беглеца. Бьюсь об заклад, он будет дрыхнуть без задних ног. Будешь действовать с умом, запросто застанешь его врасплох, а уж остальное зависит от тебя. Главное – не оплошай. А меня, дружище, пока ждут важные дела в крепости – время не терпит. Надеюсь, теперь позволишь оставить тебя?

– Когда и где свидимся снова?

– Сегодня вечером в Гуляй-Разгуляе.

– Да ты что, хочешь, чтоб с меня там шкуру содрали?

– Не бойся, – усмехнулся Онцилла, – я обставил все как надо. Теперь в глазах всей тамошней компании ты сойдешь за доброго малого – тебя, мол, оговорили и решили с тобой поквитаться. Так что будь здоров!

– И тебе того же! – процедил в ответ Босуэлл.

И Онцилла ушел.

В XVII веке такое понятие, как филантропия, мало кто знал и оно было не в чести, особенно в Америке. Испанцы – или, по крайней мере, испанское правительство, ибо, по нашему разумению, в высшей степени несправедливо обвинять народ в грехах его правителей, – скажем прямо, никогда не славились добротой. Правосудие в Испании всегда применяло к тем, кого признавало виновным, различные методы принуждения, причем далеко не самые достойные даже для своего времени и считавшиеся варварскими во всех других странах.

Олоне, оказавшегося в результате рокового стечения обстоятельств в руках Онциллы, препроводили прямиком в крепость. Там нашего героя обыскали с ног до головы под предлогом, не припрятано ли где у него оружие, а на самом деле – чтобы попросту прикарманить его деньги, после чего бросили в грязный, зловонный каземат, погребенный на полтора десятка футов под землей, – воздух туда проникал только через узенькую бойницу под самым сводчатым потолком. Когда дверь за узником захлопнулась, он остался наедине со своими мыслями. Молодой человек стойко перенес столь бесправное обращение – ему хватило мужества не обронить ни единой жалобы.

Так прошло несколько часов – Олоне и понятия не имел, что с ним собираются делать дальше, как вдруг дверь каземата открылась и на пороге возник тюремщик с факелом в руке, а за спиной у него стоял человек в военной форме.

Этим вторым был дон Антонио де Ла Сорга-Кабальос, губернатор Веракруса.

Брезгливо оглядевшись, губернатор обратился к тюремщику.

– Кто приказал, – нахмурившись, вопросил он, – поместить заключенного в эту мерзкую, смрадную клоаку?

– Ваша милость, – с поклоном ответствовал тюремщик, – так распорядился офицер, который его сюда доставил. Он сказал, ваше превосходительство сами-де потребовали, чтобы с заключенным обошлись по всей строгости.

– Ваш офицер солгал, – возразил губернатор. – Немедленно переведите заключенного в одну из верхних камер. Надеюсь, впредь с ним будут обращаться самым достойным образом.

Такая снисходительность, на которую Олоне совсем не приходилось рассчитывать, не только не вселила в него надежду, а, напротив, усугубила его подозрения. Тем не менее он безоговорочно последовал за тюремщиком и следом же за ним вошел в довольно запакощенную и убого обставленную камеру, показавшуюся ему, однако, дворцом в сравнении с клетушкой, куда его определили сначала.

– А теперь оставьте меня с заключенным наедине, – велел тюремщику губернатор, – да поспешите исполнить мои приказания.

Тюремщик поклонился и вышел. Олоне остался один на один с губернатором. Между ними возникла короткая, но вполне понятная заминка. Наконец губернатор сел на стул, показал Олоне знаком взять другой, напротив, и заговорил.