И поцеловала его в лоб.

– Бильжо, старый греховодник, – она улыбнулась рутьеру, – ты храбр, предан и открыт душой. Таких не берет ни меч, ни стрела. Люби короля и свою дочь, дороже их у тебя уже никого не будет.

Бильжо обнял ее, поцеловал руку.

– Герен, тебе много предстоит пережить. Пройдут годы… Увидишь смерть, взлет, падение, снова смерть и новый взлет. Долгая жизнь у тебя впереди, но не в доспехах. Митра увенчает твою голову.

Герен низко поклонился.

– Гарт! Мой милый, дорогой сын! – Глаза Эрмины наполнились слезами. – Обними меня крепко. Хочу отдать тебе свою мудрость вместе с теплом тела, и свое долголетие. Будешь жить столько, сколько и я. Не перечь, я вижу дальше тебя… А кто это с тобой рядом? – Эрвина подошла к юноше в кольчуге, в шлеме, с мечом и ножом за поясом. – Постой, не говори, сама догадалась. Сын это твой! Кто же еще может быть так похож на тебя? Зачем ты взял его с собой на эту битву? Он так молод…

– Он мой оруженосец, и скоро я посвящу его в рыцари, – с гордостью ответил Гарт. – Ему уже семнадцать лет. Пусть увидит настоящий бой. В обиду его не дам, не имею права, мать, один ведь он у меня.

– А ты? – спросила Эрвина у Раймона. – Любишь отца? Сумеешь защитить его от меча, копья? Отвечай прямо, я распознаю фальшь.

– Этому я учился, и нет у меня никого дороже отца моего, – покраснев, сказал Раймон и бросил взгляд на Гарта. – Кого же мне защищать, как не его, ведь вдвоем мы с ним на этом белом свете; нет у нас ни жен, ни матерей, ни братьев… Еще люблю свой народ, короля, свою землю!..

– Любит ее и твой отец, коли привил тебе любовь к отечеству, – не сводила с него глаз Эрвина.

Видя это и немного смущаясь, Раймон решился спросить:

– Отчего вы так пристально смотрите на меня? Ни одна женщина никогда еще так не смотрела…

– Не простая женщина перед тобой. Знаю то, чего не дано знать никому. И не из простого любопытства гляжу я в глаза твои, сынок. Ведь вижу я там…

– Что же?…

Эрвина помедлила, словно размышляя, не ошиблась ли она. Но поняла – ошибки нет. И сказала:

– Врага твоего с луком в руке.

– Врага? С луком в руке? – эхом отозвался Раймон и переглянулся с отцом. – А дальше? Что дальше?

– Выйдет так, как повелят всемогущие боги, – ответила Эрвина и умолкла, не опуская глаз. Потом прибавила, поцеловав юношу: – Остерегайся жала стрелы, сынок. А я упрошу Мерлина, чтобы прошла она мимо, не задев тебя.

Раймон поглядел по сторонам. Нет, никто не улыбался, лица оставались серьезными. Стало быть, надо верить тому, что говорит эта старая женщина.

– Спасибо вам, – ответил он и, склонившись, поцеловал ее руки.

Опустив голову, она молчала, глядя в землю. Когда подняла взгляд, был он устремлен на юного оруженосца, а в глазах ее стояли слезы.

Раймон смутился, не зная, что сказать.

– Не нравится мне наша встреча, – выручил его Герен, обращаясь к Эрвине. – Похоже, прощаешься ты с нами, мать.

– Да ведь недолго уже осталось мне, – ответила она. – Мерлин давно зовет меня к себе, скучно ему спать одному… С тобой, король Филипп, не увидимся мы больше, а потому повиниться хочу.

– В чем же это? – удивился Филипп.

– Вина моя в том, что ехидна предстала перед тобой вместо датской принцессы. Пересеклись наши пути, и прокляла я ее на дороге, по которой она ехала к городу. Пообещала, что ведьмой обернется в свою брачную ночь.

Филипп молчал, потрясенный, не зная, что ответить на это. Молчали и все, веря в то, что сказала Эрвина, и только теперь начиная понимать, отчего у короля вспыхнула ненависть к датчанке.

– Значит, было за что? – нахмурившись, спросил король.

– Было. Душу злую увидела в ней и тебя уберечь от нее хотела. Видишь шрам у меня на лице? Дело ее рук.

– Вот так сука! – воскликнул Бильжо. – Эх, жаль, не было меня рядом. Я оставил бы ей такую же отметину! После этого ей было бы не до свадьбы и коронации.

– Что же, все еще лежит на ней твое проклятие? – спросил Филипп. – Так и останется ведьмой в душе и в глазах моих?

– Сняла я его, пожалела ее. До дна выпила она горькую чашу своей гордыни.

– Сама виновата. Только не вернусь уже я к ней. Новая у меня жена.

– Как знать, король, – загадочно повела бровью Эрвина. – Там не загорится, где огня нет. Любит ведь она тебя.

– Другая у меня любовь, а к старому возврата нет! – воскликнул король, вскочив в седло и подняв коня на дыбы. – Получила то, что заслужила, и Бог ей в этом судья. Прощай же! Храни тебя Христос!

И всадники поскакали догонять войско.

Они шли по долинам, лугам, мимо лесов; в графстве Бомон и в Нормандии видели пустые деревни – без людей, без скота. Кое-кто удивлялся, но многие знали: крестьяне уже под рукой короля, на его землях, где нет войны, где можно и нужно жить.

Встреча двух армий произошла между Жизором и Шато-Гайаром. Филипп знал: эта битва окажется последней; проиграв ее, он вынужден будет отступать, пятиться до самого Парижа, возвращая Ричарду территории, которые он у него забрал.

Так и случилось. Много воинов было у Ричарда, в два раза больше, чем у Филиппа. Почти половина – союзники из Германии, Фландрии, Булони. Другая половина – англичане и нормандцы.

К чему рассказывать об этой битве? Мало ли их описано? Такая же, как все. Кто-то один – победитель. В данном случае – Плантагенет. Сражение продолжалось достаточно долго и было нелегким. Хотя Филипп и взял в кольцо значительную часть пехоты неприятеля, но не дал приказа своим рыцарям убивать. Не английские, нормандские знамена реяли перед ним, а значит, то были французы, вынужденные подчиняться приказам заморского властелина. И Филипп умышленно не направлял ударов в эту часть войска, сосредоточив все внимание на английских штандартах. Это и предопределило исход битвы, ибо он потерял маневренность, скованный впереди стоящим морем нормандцев, и был атакован союзниками Ричарда и англичанами с флангов и с тыла. А потом, топча нормандцев, по их телам ринулось в бой хорошо обученное многочисленное английское и немецкое конное войско. Филипп дал приказ отступать, дабы не проливать напрасно кровь своих солдат. Он отходил, мучительно глядя, как гибнут под копытами всадников нормандские воины, которых он пощадил… И войско попятилось, преследуемое конницей неприятеля.

Филиппа не оставляли одного. Он в кольце. Кольцо это – его друзья, сподвижники, рутьеры, защищающие своего короля мечом, щитом, своими телами.

Фламандская конница неожиданно расступилась. Вперед вышли английские лучники. Чего проще – разить стрелой, метя в спину врага. И завизжали стрелы одна за другой, жаля, кусаясь, впиваясь в тела отступавших в боевом порядке французских воинов.