Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как быть с пристанью Ла Грев, государь? Становится тесно.
– Вдоль Гревской набережной расширить порт, пусть свободно швартуются там суда, идет торговля углем, лесом, солью… Кроме того следует укрепить Большой Шатле; кончится голод и там устроим скотобойню.
Выйдя на улицу, эшевены делились мнениями.
– Король наш – не то что Ричард Английский, – говорил один. – Тому бы только махать мечом и грабить людей, плевать он хотел на свое королевство и на ученость. Толкуют – восстал народ в Англии против такого Львиного Сердца.
– А наш – настоящий государь, правильный, – поддержал другой. – А Плантагенет – вот черт же принес его на нашу землю – вечно сует ему палки в колеса.
– Всему виной женщина, – вывел заключение третий. – Алиенора, его мать. Хоть бы дьявол скорее уж забрал ее душу.
– Тут еще голод, – печально молвил четвертый. – Помирать начали люди…
Филипп между тем продолжал прибирать к рукам новые земли, находить союзников, искать родства. В конце 1195 года он выдал наконец свою сестру Алису замуж за графа де Понтье, чьи владения граничат с Фландрией, Нормандией и Амьенским графством. Собирая земли, расширяя и укрепляя границы Франции, Филипп вскоре перейдет к действиям несколько иного порядка: он станет убирать неугодных мужей, чтобы женить вдов на своих ставленниках. Так же он поступит и с некоторыми женами, дабы женить вдовцов на «нужных» невестах. Этими лицами обоих полов были племянники, сводные сестры, кузены, кузины и т. д.
А пока наступал новый год, который закружит Филиппа в танце новой любви.
Срок перемирия истек; Пунические войны[66] продолжались. Филипп с войском подступил к границам графства своего зятя Гильома де Понтье и взял города Нонанкур и Омаль. Неделю спустя пришло известие из Бретани: она бунтует, не желая власти англичан, стремится к независимости. Бретонцы за Артура, союзника Филиппа, и готовы помочь королю. Узнав об этом, Ричард бросился туда подавлять волнения, а потом неподалеку от Жизора за полтора года возвел крепость Шато-Гайар.
– Он строит ее в нарушение договора? – воскликнул Филипп. – Что ж, это неплохой подарок для меня. Я захвачу ее, она будет моей.
Гарт направил его мысли в другое русло:
– Прискакал гонец из Баварии. Герцог Оттон Меранский согласен выдать замуж свою сестру.
Король устало плюхнулся на скамью. В памяти всплывали события прошлых лет…
В монастыре Ингеборга содержалась как обычная узница, даже хуже. Ни уважения, ни почета, ни даже средств на пропитание. В тюрьме – там тюремщик, приносит еду. Здесь – никого и ничего. Полное забытье. Не было королевы, – была преступница. Так сообщили настоятельнице. Никакого содержания. Будет жить на свои средства. Кончатся – пусть трудится. Что заработает, то и поест.
Ингеборга продала все что имела: свою посуду и одежду. Потом, чтобы не умереть с голоду, стала выполнять всю черную работу. И без конца молилась… о счастье и спасении короля. Бедняжка, она любила Филиппа и все еще считала себя его женой.
Ее брат, узнав обо всем, написал гневное письмо папе, прося разобраться в деле. Целестин III отменил приговор и отправил датских послов обратно с документом, опровергающим решение собора. Филипп перехватил послов и засадил в тюрьму. Взамен получил ноты протеста от папы и датского короля. Не обращая на это внимания, он перевел супругу в другое узилище, еще хуже этого.
Чтобы раз и навсегда забыть об этом, он решил жениться и этим самым узаконить развод. Но невесты не находилось. Весть об этом деле, не без помощи сочинений трубадуров, дошла до всех европейских дворов, и везде испытывали сострадание к несчастной королеве. А невест было много, но ни одна не желала выходить замуж за французского короля. Отказ за отказом. Было от чего прийти в ярость. Доведенный до отчаяния, Филипп даже написал одной принцессе из Фландрии, что готов жениться невзирая ни на что, лишь бы невеста лицом не смахивала на чучело. Ответа не последовало. И вот, наконец, удача!
– Какова она? Опишите мне ее, – потребовал Филипп, надеясь, что меранская дева не похожа на Ингеборгу.
Баварцы описали: смуглая, высокая, черные волосы. Словом, не рыжая. Воспрянув духом, король тут же отправил послов за невестой и стал ожидать ее в Компьене.
И дождался. Привезли. Ее звали Агнессой. Как только она вышла из экипажа, Филипп, позабыв обо всем на свете, едва не бросился к ее ногам. Она тоже глаз с него не сводила, чистосердечно улыбаясь. Король был рад. Его глазам предстала не статуя, а самая обыкновенная земная дева – веселая, миловидная и… уже влюбленная в него, по рассказам своего отца, товарища Филиппа в крестовом походе.
Оба глаз не могли оторвать друг от друга. Это была, что называется, любовь с первого взгляда.
Жители Компьеня, придворные, королева-мать, архиепископ, духовенство – все облегченно вздохнули. Кажется, на сей раз не повторится того, что произошло в Амьене. Однако впереди ночь. Скептики чесали затылки: та-то, прежняя, тоже сразу же понравилась королю, а потом…
Свадьба состоялась на следующий день, а за ней… великолепная брачная ночь! Свидетельство тому – простыня, выставленная наутро на всеобщее обозрение.
Филипп был счастлив. Агнесса – еще больше. Она очень боялась не понравиться. А вышло так, что сразу покорила сердце. И главное – отпадала надобность в переводчике: хоть и с акцентом, но юная супруга говорила на французском языке.
Но наслаждаться своим счастьем было некогда. Деятельный, не в меру воинственный Ричард не давал покоя. Сражений как таковых не происходило, велась партизанская война. Едва один захватывал город, другой спешил освободить его. Иногда Филипп видел перед собой одни пожарища и развалины, а кругом обезображенные трупы. В ответ он брал нормандский город и сжигал его, избегая зверств. Однажды он спросил одного воина, зачем они сдали город.
– Нельзя не сдаться, государь, – ответил тот. – Этот зверь в случае сдачи не трогает, а при сопротивлении рубит головы всем подряд, включая сюда и женщин.
И возникает вопрос: зачем тебе, жадный до земли и побед воин, столько территории? Ведь у тебя целое государство на острове, огромное, больше владений короля Филиппа. Плюс Аквитания – юг Франции. Куда тебе еще? Неужели у тебя впереди несколько жизней, как у гидры? Зачем тебе столько денег и земли? Ты что, собрался завоевать весь мир? Не лучше ли править своей страной, заслужить любовь и уважение подданных и растить детей? А тебе, выходит, гораздо приятнее реками проливать христианскую кровь?
Но жадность, недальновидность, неспособность к управлению государством плюс к этому стремление к славе великих античных полководцев – все это брало верх над разумом, практичностью, человеколюбием. И вновь лилась кровь воинов и мирных жителей, горели замки, города, поля, плакали жены и дети над телами убитых, на пепелищах, где стояли их дома. Плакали и проклинали короля-зверя, короля-чудовище по прозвищу Львиное Сердце. А войне все не было конца…