Теперь она вспомнила этот сон. Всему виной старуха. Она прокляла ее, вот в чем причина, и Бог послал ей этот сон, чтобы она поняла, откуда повеяло ветром несчастья. Так и есть! По-иному и быть не может! Эта нищенка сразу показалась ей опасной, не внушающей доверия. Колдунья то была, не иначе, и это она наслала колдовские чары, заставившие короля отказаться от юной и красивой супруги. А она-то! Ну не демоны ли омрачили ее рассудок? Вместо милостыни приказала ударить ее кнутом! Боже, куда подевался в то время ее разум, как могла решиться она на такой поступок?… Гордыня – один из семи смертных грехов. Именно так учат отцы Церкви. И вот она наказана за то, что забыла наставления святых отцов. Да еще как наказана! А всему виной Изоарда – завистливая, лживая, грубая потаскуха. Это она нашептала юной госпоже, как надо поступить с нищенкой.

Ингеборга закрыла ладонями глаза и, сидя на койке, снова заплакала. Зачем она позволила ударить старуху? Почему не подала ей милостыню? Отчего грубила старому человеку? Разве она такая? Ведь ее воспитали совсем по-другому!

Время шло, а слезы не унимались. Слезы обиды, отчаяния, душевной боли. Она с грустью подумала о себе: кому она теперь нужна? И мрачно констатировала: никому. Ни Дании, ни брату, ни Франции, ни ее супругу. Так зачем тогда жить? К чему, если жизнь доставляет одни лишь мученья, ибо она со своей красотой осталась совсем одна, все от нее отвернулись. Но прежде снять бы проклятие, ибо нельзя с ним вместе уходить в мир иной. Преисподняя только и ждет свою жертву, и совсем не хочется попадать туда. Найти бы эту старуху! Но где? Кто приведет ее сюда? Она бы и сама отправилась на поиски, да как выйти отсюда? Выпрыгнуть разве в окно? Высоко, разбиться можно. Ну и пусть, не об этом разве мысли? А проклятие?… Оно лежит на ней, в этом узница уже не сомневалась. Просто она не слышала, как нищенка послала его вслед удалявшемуся экипажу. Вещий сон, ниспосланный свыше, открыл ей глаза.

Она огляделась. Взгляд упал на простыни. Их можно порвать на полосы и свить из них веревку. Но достанет ли она до земли? Пусть даже нет, потом можно падать. Уже не убьешься. А дальше? Стена… Но рядом стоит высокое ветвистое дерево. Она влезет на него, переберется на стену и очутится на свободе. Свобода!.. Она нужна ей для того, чтобы встретить нищенку и вымолить у нее прощение. Она будет валяться в пыли у ее ног, целовать подол ее платья, но добьется своего. Только бы ее найти. Но сначала – бежать! Какова же высота? Надо прикинуть на глаз.

Ингеборга вскочила с койки, подошла к окну, но, прежде чем посмотреть вниз, бросила взгляд на дорогу, что вилась близ монастырской стены. И вдруг!.. Она едва не вскрикнула от удивления. Что это? Быть того не может! На дороге, прямо напротив окон ее кельи стояла, опираясь на клюку, та самая старуха и глядела на нее. Ингеборга вначале до смерти перепугалась, даже зубы застучали от страха, потом, справившись с волнением, торопливо раскрыла окно и закричала:

– Ты ли это, женщина? Та самая, что повстречалась мне на дороге? Скажи, ответь же мне, молю тебя!

Некоторое время Эрвина безучастно глядела на нее, словно не понимая, о чем говорит узница, потом медленно кивнула в знак согласия.

– Благодарю тебя, Господи, ты услышал меня! – донеслось из окна. – Не уходи, женщина, я должна тебе что-то сказать! Христом Богом молю, не уходи! Я должна, понимаешь? Но я не могу кричать из этого окна. Подойди к воротам, тебя впустят и проводят ко мне. Пожалуйста, прошу тебя! Это все, что мне осталось в жизни.

Эрвина не отвечала, отвернувшись от окна и глядя на дорогу. Тропинка шла от нее, вела прямо к воротам обители. Рядом – колея для экипажей, всадников. По этой тропинке, рядом с колеей, помедлив, и направилась Эрвина. Подойдя к воротам, удивилась: калитка была открыта и привратница приглашала ее войти. Такое указание дала ей настоятельница, услышав необычную просьбу королевы-узницы. К ее келье Эрвину проводила наставница послушниц. Довела, открыла дверь, поклонилась и ушла.

Сделав два шага, Эрвина остановилась. Бывшую принцессу было не узнать: куда подевались надменность, грубость, где презрительно оттопыренная нижняя губа и нахальные, смеющиеся глаза? Вместо этого она увидела осунувшееся лицо со следами слез, красные, воспаленные глаза, руки, молитвенно сложенные на груди и взгляд женщины, просящей у Бога последней милости.

– Прости меня, добрая женщина! – протягивая к ней руки, воскликнула Ингеборга и упала у ног Эрвины, низко склонившись перед ней. – Я обидела тебя тогда и теперь несу за это кару. Я виновна… прости же, если сможешь…

И королева заплакала. Потом схватила подол платья нищенки и поднесла его к губам.

– Вот и склонилась твоя голова вместо моей, как и было тебе предсказано, принцесса Датская, – молвила Эрвина. – Или ты теперь королева?

– Какая я королева? – плакала узница, стоя на коленях. – У меня ничего нет, я беднее тебя. И я несчастна…

– Ведь я предупреждала тебя, а ты мне не поверила. Кого ты коришь теперь в своем несчастье? Меня?

– Себя! Я все поняла. Я наказана за гордыню Богом и тобой. Мне дали мужа, но Бог отнял его у меня. Меня увенчали короной, но Бог сорвал ее с моей головы. Догадываюсь, всему виной проклятие, которое ты наслала на меня. Увы, я заслужила это. Я молилась Богу, но Он отвернулся от меня. Все отвернулись. Осталась ты одна. Не знаю, кто ты, но вижу, что способна наслать чары, а потому властна надо мной. И я прошу тебя, как Пречистую Деву на ступенях алтаря, – избавь меня от проклятия!

– Я не Пречистая Дева, а всего лишь жалкая, нищая старуха.

– Ты – моя судьба, и я в твоей власти, – безжизненным голосом простонала Ингеборга, держа руки у груди и глядя на стоявшую перед ней женщину, как на святую.

Эрвина молчала, устремив взор в окно. Казалось, она размышляла, стоит ли верить кающейся грешнице? Но слова узницы звучали убедительно, а весь вид ее являл раскаяние и покорность. Не услышав ответа от гостьи, королева опустила голову и продолжала свой последний монолог – тихо, с болью в голосе, глядя в пол, словно из преисподней могло прийти к ней спасение:

– Люди утверждают, будто я отняла силу у мужа и он не смог исполнить свой супружеский долг. Но он, посчитав это случайностью, все же короновал меня, а потом отпихнул и сказал, что я ведьма и проклята кем-то…

Эрвина вздрогнула. Все в точности сбылось. Мерлин помог ей, и она отомстила, заставив гордую принцессу ползать у ее ног, вымаливая себе прощение. Спасибо тебе, Мерлин, ты всегда был самым верным другом. Она довольна: датчанка повергнута в прах! Так не сумел бы сделать тот Бог, которому нынче молятся люди.

– Он пришел еще раз, – продолжала Ингеборга, – но снова увидел вместо меня колдунью, которая лишила его силы… Теперь я стала никем. Меня держат здесь из сострадания. Но скоро, догадываюсь, наш брак расторгнут. О, франки найдут лазейку, они хитры. И в тот день, когда я и в самом деле стану уже никем… зачем мне жить тогда?… Впрочем, как и сейчас. Ведь мне осталось только дождаться решения, которое вынесут церковники. Оно будет не в мою пользу. Так не лучше ли умереть, не дожидаясь, пока тебя свергнут и упрячут в тюрьму куда хуже этой? И я уже решилась, но видение этой ночи напомнило мне о проклятии. Сними же его с меня, и тогда я стану свободной.