Юлька мгновенно устыдилась.

— Но как же тогда… вы же мне сказали…

— Милая, — бабушка ласково погладила Юльку по волосам, — потом мы, конечно, научились. Ну, и посланцев старались отбирать поздоровее, без кардиологических проблем. А ты — ты, дорогая, это совсем другое дело. Машина ломает, крушит, рвёт… продирается через… через эфир, оставим это название, словно ледокол через матёрые льды. Волочит тебя за собой, и чем ты старше, тем труднее, особенно, когда ты возвращаешься. А ты… ты проскальзываешь, прокалываешь, как иголка, и нитка за тобой тянется. Вот ты же просто взяла Игорька за руку — и он за тобой отправился. Мальчики чуть бумаги не сгрызли, разбирая записи приборов — они были совершенно не такими, чем когда мы отправляли посланца обычным путем. Так что ты, дорогая, и впрямь «чувствующая». Открывающая пути. Ты так, кто берет за руку и ведёт… вот и я надеюсь, что ты сможешь нас с Николаем Михайловичем провести, пусть и ненадолго.

— Ничего себе «ненадолго»! Мы-то сколько там просидели!..

— А тут прошли считанные секунды. Полминуты. Так что ты понимаешь, дорогая, что это для нас будет значить.

Юлька кивнула. Она понимала.

— Ну, чего ещё спросить хочешь, неугомонная ты моя?

— А как же такую огромную машину там соорудили?

— Блоки собирали здесь, понемногу туда перебрасывали; я тебе ещё не говорила, но ограничения на «мёртвую материю» при переносе существуют, и весьма значительные. Арсенал современного оружия ты с собой не потащишь. Кстати, твои подвиги навели нас на мысль, что именно тонкие структуры мозга, ответственные за взаимодействие с эфиром, как раз и обеспечивают перенос; а тащить на себе мёртвый груз — это как человеку рюкзак.

А в корпусе Илья Андреевич вообще сразу зарекомендовал себя как чудак. Вот как с поиском тех же подземных ходов, о которых и кадеты, и вы с Игорьком нам рассказывали. Тогда многие чудачества прощались. Даже поощрялись, что ли. «Есть о чём порассказать» на корпусном празднике.

Так что, милая моя Юленька, всё с одной стороны сложно, а с другой — всё просто. Мы хотели изменить прошлое… и наше, которое уже случилось, и которое сделалось бы будущим для потока наших замечательных кадет. Их будущее, очень надеюсь, станет лучше нашего прошлого… а вот наше настоящее… — бабушка покачала головой. — Мы ждём. Потому что если кадеты выполнили то, что мы их просили, если им удалось уничтожить верхушку революционеров… не вздрагивай, милая, à la guerre comme à la guerre, то октябрьского переворота уже не могло случиться, или большевиков бы задавили в самом начале. Во всяком случае, некому было бы отдать приказ об убийстве царской семьи.

— Значит, будем ждать?

— Не только, милая, не только. Ты будешь учиться искать пути.

И Юлька действительно училась.

Примчавшись из школы и наскоро поев, они с Игорьком неслись в институт к Николаю Михайловичу, где и начиналась настоящая жизнь. Включалась машина, аккуратно повышалась её мощность, теперь сделанная регулируемой; Паша, Миша и Стас нависали над верньерами и циферблатами; Юлька натягивала на глаза плотную маску чёрного шёлка и словно ныряла в золотистое море.

Это был словно полёт в волшебном лесу через сплетения призрачно-золотистых ветвей. Они скрещивались, переплетались, перетекали одна в другую, пребывая в постоянном движении, а Юлька отыскивала дорогу, ныряла в тёмные пространства меж ними, ловко уворачивалась он внезапно поднимающихся сияющих столбов, избегала внезапно тянущих куда-то в сторону вихрей, кружений, так похожих на водовороты; иногда ей начинало казаться, что она словно мчится над широкой золотистой рекой, заключённой в берега темноты, но темноты не мрачной и не страшной.

Страшно было другое.

Страшными оказывались слепяще-белые воронки, где Юлька ощущала внезапные головокружения, где её начинало словно тянуть на «дно», чем бы тут это «дно» ни оказалось. Попадались и места, где это «белое» начинало литься сверху, словно гибельный водопад; приходилось уворачиваться, однако Юлька не боялась. Наоборот, её охватывал самый настоящий азарт — она должна добраться до той золотой реки! Вот просто обязана, и всё.

Всё это она проделывала, полулёжа в кресле, очень похожем на зубоврачебное, вся опутанная проводами, с электродами на лбу, на висках, на затылке, даже на запястьях. Щиколотки и талию охватывал мягкие кожаные ремни — Юлька сама не стремилась проваливаться сейчас в другой потом. Важно было именно отыскать путь, а не слепо броситься в омут.

Иногда ей казалось, что золотистая мелкая пыль, мелькающая, словно мошкара, вокруг протянувшихся в бесконечность ветвей, складывается в знакомые лица александровских кадет, Ирины Ивановны и Константина Сергеевича; Юлька пыталась их окликнуть, позвать, но голос её тонул в золотистых сплетениях, слова не достигали цели.

А потом она получала команду вернуться. Игорёк брал её за руку (ужасно смущаясь при этом) и её, лежавшую с завязанными глазами, вдруг начинало тянуть обратно. Погружаясь глубоко в своё странствие, Юлька переставала слышать обычные голоса.

Профессор, Мария Владимировна и все трое учеников Николая Михайловича были очень довольны.

— Связь тонких структур с эфиром — несомненна! — Стас размахивал исчерканными листами, рядом валялись ленты самописцев. — Пики резонанса… здесь, здесь и здесь, самомодуляция Источником — несомненна также! Она нашариват путь, Эн-Эм, видите?

— Вижу, вижу, — ворчал профессор. — А вы, дорогой мой, позабыли, что резонансы эти как раз и обозначают возникающее взаимодействие с эфиром, то есть наша несравненная Юлия не нашаривает путь, она его создаёт. Открывает.

— Везение, конечно, невероятное, — заметил на это Миша. — Идти по улице, нагнуться и подобрать бриллиант на сто карат. Или на двести.

— Теория притяжения подобий, — вскользь уронила Мария Владимировна и Юлька тотчас пристала ко всем с расспросами.

— Если совсем грубо, то есть абсолютное предположение, что наши манипуляции с эфиром — или той субстанцией, что делает возможными перемещения между потоками, притягивая тех, у кого структуры мозга в силу наследственности ли, ещё чего-то имеют сродство к манипуляции с ним. Мы возимся с эфиром уже не один год, и… скажи, вы давно ведь живёте на Куйбышева?

— Мы переехали, когда… когда папа ушёл. — Юлька потупилась.

— Всё это, конечно, очень смутно и приблизительно, — поднял руку профессор. — Но ничего удивительного здесь нет. Мы же чувствует, где Солнце, даже крепко зажмурившись. Ощущаем тепло.

— Вообще надо покопаться в твоей родословной, — заметила бабушка. — Маслакова, это …

— Это мамина фамилия.

Мария Владимировна кивнула.

— С твоего разрешения, милая, я покопаюсь в твоей семейной истории.

Юлька кивнула. Хотя чего там копаться?.. Бабушек и дедушек она никогда не знала, родители отца жили далеко, их она вообще никогда не видела. Собственно, она даже не знала, живы ли они. Мама о них никогда не говорила. А мамины родители погибли на войне…

— Посмотрим, подумаем. А