— Я всегда жил ради других, — произнёс Брегор негромко, однако твёрдо. — Теперь хочу пожить для себя хоть немного.

— А как же Барахир? — постарался спросить без эмоций Финдарато.

— Перебесится и вернётся, — отмахнулся вождь. — Сейчас лето, на природе пожить не повредит. Послушай, владыка, — человек приподнялся, опираясь на стол, глаза опасно засверкали, — это всё от безделья и лёгкой жизни. У Барахира… — Брегор откашлялся, — две, — слово выдавилось через силу, — старшие сестры, няньки, бабка, подхалимы-соседи! Он избалованный молокосос! Мне в его возрасте было не до обид: я работал за троих и за сёстрами — младшими! — смотрел!

— Мальчика необходимо учить, — осторожно пояснил король. — Он ведь будущий лидер целого народа.

— А меня никто не учил стоять во главе племени! — Брегор сжал столешницу. — И пример перед глазами был хуже некуда. Но я справился, я доказал, что достоин. Я показал силу! Стал Свирепым из сынка-неожиданности. Только так можно выжить, и никакая наука не поможет! Я столько книг прочитал, столько мудрецов выслушал! Но ни один из этих умников не прошёл через то, что пришлось преодолеть мне! Ни один не может помочь моей Барадис быть здоровой!

Удержавшись от нехорошей шутки, что зато есть шанс влюблённым умереть вместе: одному — от старости, другой — от болезни, и не напомнив о воле Рока, Финдарато покачал головой:

— В твоём роду были разные люди, и не все из них честно заботились о родителях, несмотря ни на что. Твой предок Баран не ценил доброе отношение отца, не любил никого из семьи.

— О, да, — Брегор хохотнул, взялся за принесённую еду. — Призрак Барана хочет забрать меня, я это слышал от отца. Однако не забрал, как видишь. Что касается посевов, — перевёл потомок Беора тему на гораздо более удобную для себя, — спасибо твоим мудрецам, владыка. После той засухи они вырастили злаки, которым не страшна долгая жара. Скот не болеет, птица множится. Рыбы… достаточно. На зиму тоже всего пошить успевают.

— Ты знаешь, где Барахир? — снова спросил о главном для себя Финдарато.

— Конечно, знаю! — Брегор фыркнул. — Мне в первую же ночь доложили о том, где этот молокосос засел. Но я его домой не позову. Пусть сам придёт, когда осознает, что один в лесу он никто.

— А кто он дома? — король чувствовал — может спровоцировать агрессию человека, но не спросить не мог, так как сам прекрасно помнил, каково это — не иметь возможности стать кем-то бóльшим, нежели просто сыном важной персоны. Не каждый готов считать личной заслугой рождение в славной семье.

— Никто, — поразил эльфийского владыку жестокой честностью человеческий вождь. — Но здесь о нём, по крайней мере, заботятся, есть печь и еда, которую можно взять в погребе и приготовить. Здесь ему постирают и заштопают, а если захочет, и по головке погладят, и спать уложат. А там придётся самому всё делать. Летом легко, но наступят холода, сразу прибежит обратно.

«Валар думали о нас так же, — мысленно вздохнул Финдарато. — Они были неправы, пусть и в отношении лишь части ушедших».

— Свобода порой дороже безопасности и комфорта, — взвешивая каждое слово, произнёс король. — Иногда происходят вещи, с которыми нет сил мириться, от них можно только уйти, пусть и потеряв многое.

— Я имею право на счастье с любимой женщиной, которая любит меня, — Брегор посмотрел волчьим взглядом. — Сын поймёт меня, когда вырастет. Он оценит, насколько Барадис прекрасная честная женщина.

***

— Правда? — пожилая пухлая аданет рассмеялась, прикрывая рот ладонью. — Рассказывай, Снежинка моя, только тихо, чтоб никто не услышал.

Жена кожевника свалила в огромную корзину шкуры для дубления, поправила закатанные рукава на мощных предплечьях и посмотрела на дочь, которую, хоть и любила, всегда считала обузой. Но теперь всё изменилось.

Отвязав от пояса позвякивающий мешочек, молодая аданет с белыми волосами и небесно-голубыми глазами в обрамлении прозрачных ресниц, отдала мирианы матери, осторожно села за стол.

— Ой, прости, Снежинка, — жена кожевника засуетилась с посудой, — тебя давно не было, и я тут кое-что переставила, ты не найдёшь теперь. Сейчас всё достану. Тебе ромашки? Мелиссы? Может, ягод?

— Мёда, — улыбнулась Барадис. — И хлеба.

Молодая аданет рассмеялась:

— Мам, представляешь, Брегор так забавно храпит! А ещё у него всё хрустит. Он когда суетится в постели, всё это таким забавным щёлканьем сопровождается!

— Ну что ты над старичком потешаешься? — с ироничной укоризной произнесла мать. — Он же тебе в отцы годится! Имей уважение к сединам.

Женщины захохотали, Барадис отмахнулась:

— Мам, скажи, тебе тоже с папой больно бывает, когда у него… ну, — она смутилась. — Когда не затвердел.

— А ты старайся лучше, да момент подлавливай. Иначе порвёшься.

— Понятно. Мам, а у папы тоже после ночи любви спину прихватывает?

Пожилая аданет заулыбалась, погрозила пальцем:

— Беречь дедушку надо! Он тебе вон какие богатства дарит! Ласкай так, чтобы ему перетруждаться не приходилось.

— А то хрустеть будет. И пыхтеть.

Женщины снова рассмеялись.

— Ты ему не изменяй, главное, — мать вдруг посерьёзнела. — Любить не люби, да почаще взглядывай!

— Я всё равно его не вижу, — развела руками Барадис, облизывая с губ мёд. — И оно к лучшему, да? Он некрасивый ведь? Морщинистый лицом, как яблоко гнилое. Особенно лоб.

— Ну ты сравнила, конечно! — жена кожевника снова принялась хохотать. — Яблоко! Гнилое! Ой, не могу!

— Так ведь правда похоже. Храпящее щёлкающее яблоко.

— Ой, не могу!

— Мам, а тебе это всё быть с папой не мешает?

— Знаешь, Снежинка, — вздохнула женщина, — когда ты с мужем вместе стареешь, день за днём видишь перемены, к ним привыкаешь, и всё равно любишь, тебе кажется, будто вы оба молоды, как при первой встрече. А когда в молодости со стариком постель делишь, труднее, наверно.

— Нет, — помолчав немного, покачала головой Барадис. — Не трудно. Просто очень смешно.

***

Финдарато отвёл глаза, посмотрел в окно. Слепая влюблённость Брегора к полунезрячей молодой аданет выглядела жестокой шуткой судьбы, ошибкой, за которую уже начали расплачиваться близкие. Что будет дальше? Вождь ещё не стар, прожил лишь чуть больше половины срока, значит, ещё успеет натворить дел.

— Береги себя, потомок Беора, — стараясь, чтобы слова прозвучали без угрозы, сказал король. — Без тебя Барадис пропадёт.

Брегор ошарашенно посмотрел на эльфа. Поначалу взгляд человека выражал именно то, чего опасался Инголдо — вождь воспринял его слова как прямую угрозу, однако постепенно изменился. Похоже, потомок Беора вспомнил, как бессмертный владыка