– Кто-то выстрелил из ружья, и в одном из тоннелей обрушился потолок, – сказала Холли с лестницы. – Да, мы знаем.

– Это случилось на Чертовой горке, где звук выстрела наверняка был приглушен. – Чужак улыбнулся. – Но кто знает, что произойдет, если детектив Андерсон выстрелит здесь? Весь потолок, может, и не обвалится. Однако часть сталактитов обрушится точно. Может быть, вам удастся от них увернуться. Но если нет, вас расплющит мгновенно. Не исключен и такой вариант, что вся вершина холма рухнет вниз и погребет под обвалом нас всех. Ты готов рискнуть, детектив? Мне показалось, ты был настроен решительно, когда спускался сюда, но шансы, как ты понимаешь, явно не в вашу пользу.

Лестница скрипнула. Холли спустилась еще на ступеньку. Может быть, на две.

Стой на месте, подумал Ральф, но он знал, что не сможет ее удержать, если она решит спуститься. Эта женщина сделает так, как сама сочтет нужным.

– И мы знаем, почему ты прячешься в этих пещерах, – сказала она. – Тут погиб дядя Клода. И его двоюродные братья. Их тела до сих пор где-то здесь.

– Да, они здесь. – Чужак широко улыбнулся, сверкнув золотым зубом. Это был золотой зуб Клода Болтона. И татуировки на руках чужака были татуировками Клода Болтона. – И не только они, но еще и другие, включая двух пацанов, которых они пытались спасти. Я их чувствую сквозь камни. Они совсем рядом. Роджер Болтон и его сыновья – вон там. – Он указал пальцем. – Буквально в двадцати футах под Змеиным брюхом. Я их чувствую сильнее всего. Не только потому, что они так близко. В них текла кровь того, кем я сейчас становлюсь.

– Но в пищу они не годятся, как я понимаю, – сказал Ральф, глядя на раскладушку и на пенопластовый холодильник, стоявший рядом с ней. Вокруг холодильника были разбросаны кости и кусочки звериных шкурок.

– Конечно, нет, – раздраженно ответил чужак. – Но от останков исходит… я даже не знаю… Обычно я ни с кем не обсуждаю такие вещи. Что-то вроде невидимого сияния. Некое излучение, которое чувствую только я. Даже от этих мальчишек исходит сияние, хотя у них оно слабое. Очень слабое. Потому что они глубоко под землей. Погибли, исследуя неизведанные территории Мэрисвиллского провала.

Он опять улыбнулся, на этот раз показав почти все свои зубы. От этой улыбки Ральфу стало не по себе. Наверняка точно так же чужак улыбался, когда убивал Фрэнка Питерсона, когда рвал зубами еще теплую плоть и пил боль умирающего ребенка вместе с его кровью.

– Сияние, как свет ночника? – спросила Холли. В ее голосе слышалось искреннее любопытство. Снова скрипнула лестница. Холли спустилась еще на пару ступенек. Ральф посылал ей отчаянные мысленные сигналы: стой на месте, а еще лучше – иди наверх. Наверх и наружу, обратно под жаркое техасское солнце.

Чужак только пожал плечами.

Возвращайся назад, думал Ральф, обращаясь к Холли. Вот прямо сейчас развернись и иди. Когда я буду уверен, что ты уже вышла наружу, я все-таки выстрелю. Даже если моя жена станет вдовой, а сын лишится отца, я буду стрелять. Это мой долг перед Терри и перед всеми, кто был до него.

– Ночник, – повторила она, спустившись еще на одну ступеньку. – Чтобы было уютнее спать. В детстве у меня был ночник.

Чужак смотрел на нее поверх плеча Ральфа. Сейчас, когда он стоял спиной к свету и его лицо скрывалось в тени, Ральф разглядел странный блеск в его разных глазах. Они как будто светились сами по себе. Вернее, они испускали свечение – тонкими, как бы колышущимися лучами, – и Ральф понял, что имела в виду Грейс Мейтленд, когда говорила, что вместо глаз у ее странного гостя были соломины.

– Уютнее? – задумчиво повторил чужак, словно не совсем понимая значение этого слова. – Да, наверное. Хотя я раньше не думал об этом в таком ключе. Мне важнее информация. Даже мертвые, они излучают сущность Болтонов.

– То есть воспоминания? – Еще шаг на ступеньку ниже. Ральф оторвал левую руку от правой и сделал знак Холли, чтобы она шла назад, хотя знал, что это бесполезно.

– Нет, не воспоминания. – Чужак раздраженно тряхнул головой, но в его голосе Ральф уловил характерное горячечное возбуждение. Он не раз с этим сталкивался на допросах. Конечно, не каждый подозреваемый проявляет желание говорить, но большинство проявляют, потому что их тяготит одиночество в замкнутом пространстве собственных мыслей. А этот чужак слишком долго пробыл наедине со своими мыслями. Всегда один. Неизменно один. Стоит только взглянуть на него, чтобы это понять.

– Тогда что? – Холли стояла на том же месте. Спасибо Господу за малые милости, подумал Ральф.

– Родство по крови. Это не просто воспоминания, передающиеся из поколения в поколение. И не внешнее сходство. Это способ существования. Образ бытия. Это не пища, но сила. Их души исчезли из мира, их ка больше нет, но что-то осталось, даже в их мертвых телах и мозгах.

– Как ДНК, – сказала Холли. – Может быть, память рода. Или расы.

– Да, наверное, можно сказать и так. – Чужак шагнул к Ральфу и поднял руку с надписью «НАДО». – Как эти татуировки. Они не живые, но в них содержится информа…

– Стой! – крикнула Холли, и Ральф подумал: Господи, да она совсем близко. Я даже не слышал, как она спустилась.

Все пространство как будто взорвалось эхом, и что-то с грохотом рухнуло вниз. На этот раз не сталактит, а кусок камня, сорвавшийся с неровной стены.

– Не надо так делать, – сказал чужак. – Не повышай голос, если не хочешь обрушить всю пещеру нам на голову.

Когда Холли снова заговорила, ее голос звучал тише, но все равно звенел от волнения:

– Вспомните, что стало с детективом Хоскинсом, Ральф. Не подпускайте его близко. Он отравляет одним своим прикосновением.

– Только на стадии преображения, – мягко произнес чужак. – Это естественная защита, и она редко убивает. Скорее как ядовитый плющ, а не как радиация. Разумеется, детектив Хоскинс был… скажем так, восприимчив. В силу природной предрасположенности. И, прикоснувшись к кому-нибудь, я могу… не всегда, но часто… проникнуть в их сознание. И в сознание их близких. Так вышло с семьей Фрэнка Питерсона. Я почти ничего и не делал, лишь слегка подтолкнул каждого в том направлении, куда они двигались сами.

– Стой где стоишь, – приказал Ральф.

Чужак поднял татуированные руки.

– Безусловно. Как я уже говорил, пистолет у тебя. Но я не могу вас отпустить. Я, знаете ли, устал бегать с места на место. Мне пришлось слишком рано сорваться и приехать сюда. И пришлось кое-что прикупить, а все эти хлопоты отняли немало сил. Похоже, мы в тупике.

– В который ты сам же себя и загнал, – сказал Ральф. – Ты уже понял, да?

Чужак, в чьем лице все еще оставались ускользающие черты Терри Мейтленда, посмотрел на него, но промолчал.

– С Хитом Холмсом все прошло как надо. Со всеми остальными до Холмса – тоже. Но с Мейтлендом ты прокололся.