— Что-то мне подсказывает, что вот тут и начинается задница.

— Еще какая. Мудак вернулся в «Калифорнию» призраком.

— Незакрытый гештальт.

— Точно, сучий контракт. Придурок начал гадить. Сначала по мелочи, потом по-крупному. Дошло до того, что сволочь передавала души в лапы бесов. Короче, суть ты уловил. Мара не выдержала в один прекрасный день и развоплотила его. Окончательно потеряла отель, перестала быть нейтральной.

— Демоны забрали ее?

— Кто ж заберет нефилима без его желания? Но числиться стала у них, ну и так… В покое они, само собой, девушку не оставили. Только разговор опять не об этом. Ты понимаешь, кого она развоплотила, какую душу, и она понимает, вот только ей все равно хреново было. Страшно хреново. А тут мы говорим про нормальный призрак, про человека, — панк повернул ко мне серьезное лицо. — Я не знаю, что делать. Тогда помогло время. Эли в какой-то степени.

— Как она снова вернулась в «Калифорнию»?

— Совет так никого и не нашел. Мара через пять лет пришла к ним. Ее взяли.

— Пять лет отель стоял без хозяина?

— Да. Были смотрители из Совета, но они откровенно не справлялись. Души просто погибали. Я думаю, — почесал затылок панк, — Шелестова придет в себя. Ей помогут близнецы, ты, я, Крюгер, новые постояльцы. Ты, главное, не накосячь, и все будет как надо.

— Не накосячу, — кивнул.

— Ну и договорились. А еще близнецы кое-что нашли. Посмотришь?

— А то, — усмехнулся я, выходя следом за Китом.

Мара Шелестова

Меня разбудил лай Крюгера за окном. Радостный, звонкий собачий лай, так резонирующий сегодня с моим настроением.

Но я все же заставила себя улыбнуться, пусть и через силу: домашние вернулись. На улице я отчетливо слышала звонкий голос Ксеньки. Улыбка стала более естественной и менее болезненной.

Так, Шелестова, собралась и вперед.

Прохладный душ помог привести в порядок опухшее лицо и совсем чуть-чуть — мысли.

С кухни умопомрачительно тянуло оладьями и кофе — «Калифорния» снова ожила. Восстанавливалась так же, как и я, после вчерашних событий. Я помешкала немного у двери в ресторан, а потом все же толкнула створку.

Кит и Ярослав сидели за столиком у барной стойки, склонившись над планшетом. Они были так близко друг к другу, что напоминали парочку подростков, впервые пришедшую в кафе. Оба были настолько увлечены, что моего появления не заметили.

— Может, вам молочный коктейль один на двоих и две соломинки?

— Мара, — Волков подскочил с места как ужаленный в желтых глазах почему-то мелькнула вина. — Как ты…

— Нормально, — подняла я вверх руку в останавливающем жесте, прежде чем он успел сделать последний шаг ко мне. — И мы больше не будем об этом говорить, договорились?

— Пока да, — прозвучало не очень обнадеживающе в ответ, и он все-таки шагнул ко мне и коротко поцеловал. — Доброе утро.

— Доброе. Кит, — я выглянула из-за спины Гада, — я рада, что вы дома. Как отдохнули?

— Я называл «Калифорнию» развалюхой? Забудь. В «Барселоне» течет каждый второй кран, а в подвале, уверен, маленькое мышиное тоталитарное государство. Не удивлюсь, если этот отель старше, чем наша галактика.

— Ты преувеличиваешь, — скептически посмотрела я на парня.

— Шелестова, ты хоть раз там была? Нет? Вот и не говори тогда о том, чего не видела.

— У-у-у, — многозначительно протянул Волков.

— В общем, я бесконечно рад, что вернулся домой, хотя Виктор — мужик нормальный. Пить умеет, — закончил панк.

— Пить умеет? — в удивлении подалась я вперед.

— Коктейли мешает нормальные. До моих не дотягивает, само собой, но с мастером вообще сложно сравниться.

— О да, — улыбнулся Ярослав, — особенно по части скромности.

— Чувак, где ты видел скромного панка?

— А травка как? — выгнула я бровь, направляясь к кухне.

— Травка тоже зачетн… — и оборвал себя на полуслове, поняв, что прокололся. — Зараза ты, Шелестова.

— Надеюсь, близнецы не видели?

— Да за кого ты меня принимаешь? — почти натурально возмутился бугай.

— Чаще всего — за большого ребенка, — пожала плечами и толкнула дверь в святая святых.

Теть Роза стояла напротив духовки, всматриваясь в ее недра и сверяясь с часами. Там, внутри, за стеклянной дверцей, томилось что-то в горшочках. Несомненно, что-то прекрасное. На блюде, рядом с плитой, поблескивали масляными боками оладьи. На кефире. Теть Роза всегда делала оладьи на кефире.

— Доброе утро, теть Роз, — поздоровалась я, доставая тарелку с полки.

— Марочка, прокинулася, доню? — повернулась ко мне женщина, и ее тело, как всегда, уютно всколыхнулось, любимые мною розовые шлепанцы скрипнули на кафеле.

— Да, теть Роз. Я сегодня, видимо, на пожарника сдавать решила. Может, вам помочь чем-то? — оглядела я многозначительно кухню. — Только три часа, а вы уже и первое, и второе, и третье, и компот приготовили.

— Звичайно приготувала. Хіба так можна? Пельмені, Мара, магазинні! Це ж мове тон.

— Простите, — промямлила, вдруг действительно почувствовав себя виноватой. Только у теть Розы так получалось. — Я исправлюсь. Так вам помочь? — мне хотелось чем-то занять руки и голову заодно.

— Не треба, дітвора і твої чоловіки все зробили. А Ярослав твій хороший, хоч і негідник великий, права я була. Ти тримайся за нього.

— Теть Роза, — всплеснула я руками.

— А шо «теть Роза»? Ти ж не посварилася з мізками, сподіваюся, щоб вважати, що це все просто так?

— Нет, не поссорилась, — вздохнула, отворачиваясь к тарелке с оладьями, чтобы скрыть вмиг вспыхнувшие щеки. — Только я проблемная, теть Роз, очень проблемная, и отель проблемный. Полагаю, что, когда Волков все это затевал, не предполагал, что вместе с… жаркими объятьями ему достанется в придачу тридцать три несчастья и необходимость все это терпеть.

— Знаєш, в чому проблема нинішньої молоді? Ви занадто багато думаєте. Наслухалися всіх цих мозгоправiв…У нас все простіше було і зрозуміліше, — вздохнула повариха.

— Сейчас просто время другое, теть Роз, — примирительно сказала, оборачиваясь, — без мозгоправов никуда. — Ярослав, кстати, тоже мозгоправ по профессии.

— Ну, зовсім ідеальних чоловіків не буває, - немного нахмурилась женщина. Нахмурилась совершенно серьезно. — Ти вже досить доросла, щоб це розуміти.

А я вдруг развеселилась, глядя на то, как моя прекрасная теть Роза защищает Гада. Уговаривает меня и искренне сокрушается по поводу ремесла Волкова.