– Что-то здесь все резко поменялось. Три хода, что ли, сделал? – Смотрю в колючие глаза, не отводя взгляда. Ощущения, честно говоря, не из приятных. Хотя общий вид соперника уже не казался мне угрожающим. Передо мной сидел усталый, побитый жизнью человек, которому, в общем, от этой самой жизни ничего уже не надо.

– Нет, – бурчит он в ответ сквозь зубы, не желая идти на попятный.

– Как же нет?! Я хорошо помню позицию. – И я спокойно называю и показываю ему все сделанные ходы. У меня и мысли не возникало о возможной угрозе. Я привык добиваться правды от любого собеседника.

И вдруг этот наверняка опасный для общества человек заливается краской и бормочет извиняющимся тоном:

– Простите, я правда не хотел. Не заметил, наверное. Больше такого не повторится. Уж если и обыгрывать чемпиона, то только честно.

Конечно, он проиграл. Только слабый игрок может не понимать, что опытный шахматист все ходы держит в памяти. И, безусловно, схитрил он совсем не специально. И не обозлился на меня за мое указание, не стал хорохориться и врать, а отступил. И не просто отступил, а даже покраснел. Люди краснеют, когда им стыдно. А стыдятся обычно совестливые граждане. Так может ли быть потеряно все для человека, у которого есть совесть? Уверен, что нет. Такие моменты лишний раз напоминают мне, что оставлять таких людей, махать на них рукой, закрывать глаза на их существование не в параллельной реальности, а в одном измерении с тобой, в корне неверно. Пока у меня есть возможность что-то делать в этом направлении, буду продолжать.

В той же рязанской колонии заключенные еще раз продемонстрировали мне, что ничто человеческое им не чуждо. У меня есть традиция фотографироваться на память с участниками сеанса. Когда встреча в колонии подошла к концу, я по обычаю предложил заключенным подойти ко мне. Они сидят, не шелохнувшись, и смотрят на меня в молчаливом оцепенении. Я не предполагал, что им запретили вставать и перемещаться даже между столами. Оказывается, руководство колонии таким образом побеспокоилось о моей безопасности, но забыло меня об этом предупредить. Всеобщее замешательство длилось несколько секунд до тех пор, пока один из заключенных не вскочил, резко перепрыгнул через стол и встал рядом со мной как вкопанный. Его примеру тут же последовали остальные – офицеры в зале даже глазом моргнуть не успели и подбежать ко мне. Впрочем, некоторые из них так и остались внизу. Должен был ведь кто-то сделать памятный снимок. А чуть позже начальник колонии выговаривал мне:

– Как же вы нас перепугали, Анатолий Евгеньевич, смелый вы человек! У нас тут не простые ребята сидят. У каждого история не дай боже: и убийства, и тяжкие телесные. А если бы у кого из них вдруг нож оказался?!! Секунда – и вы в заложниках. А за стеной промышленная зона, которую мы не контролируем. И все, пиши пропало.

– Но ведь обошлось без происшествий? – Не скрою, от его слов стало немного не по себе, но все же я надеялся, что заключенные не воспользовались ситуацией не потому, что не были вооружены, а от того, что испытывали ко мне настоящее, неподдельное уважение.

Программа по продвижению шахмат в колониях получила свое распространение по всему миру. И если то, что вслед за Россией ее начала внедрять Украина, удивления не вызывает (ведь совсем недавно мы были добрыми друзьями и с удовольствием перенимали друг у друга положительный опыт), то деятельный и масштабный отклик таких стран, как Бразилия и Чили, оказался для меня неожиданным. Если разобраться, то в Бразилии с преступностью, конечно, обстановка тяжелая, особенно в огромной провинции Сан-Паулу, население которой превышает сорок четыре миллиона человек. Как-то на встрече с губернатором провинции я рассказал о своем начинании в России. Услышав его слова о том, что идея пришлась по душе и он попробует воплотить ее в Сан-Паулу, я даже не задумывался, стоит ли какое-либо серьезное намерение за этими обещаниями. Человек мог просто вежливо отреагировать, мог действительно заинтересоваться проектом, но от интереса до воплощения можно не дойти никогда. Я и думать забыл о том разговоре, когда спустя два года вновь оказался в Бразилии. Тот же губернатор Сан-Паулу пригласил меня встретиться, а его помощники сообщили, что прием состоится в необычном месте, которое должно стать для меня сюрпризом. Что ж, им действительно удалось меня удивить, когда я обнаружил, что автомобиль остановился у тюремных ворот, облепленных журналистами. У порога меня встретил неописуемо довольный губернатор.

– Добро пожаловать в колонию, – говорит. Признаюсь, таким оборотом в тюрьмах меня еще не встречали. Вряд ли нормальный человек обрадуется подобному приветствию, но я уже сообразил, в чем дело, и, крепко пожав протянутую руку губернатора, стал ждать объяснений. Они не заставили себя ждать:

– Ваш опыт с шахматами в колониях мы сочли просто бесценным. Так что тянуть не стали и организовали все в лучшем виде. Сейчас у нас уже восемьсот волонтеров, которые обучают шахматам шесть тысяч подростоков.

– Фантастика! – Я не лукавил. За два года поставить дело практически на поток – задача непростая.

Мой комментарий заставил губернатора просиять еще больше. Широким хозяйским жестом он показал на здание за воротами и сказал:

– Среди заключенных здесь сегодня лучшие шахматисты, которые ждут встречи с вами. Надеюсь, вы не откажетесь от общения и от сеанса.

– Конечно, не откажусь. – Разумеется, в обычных ситуациях я предпочитаю сюрпризов избегать. Слишком плотное расписание не оставляет места в ежедневнике для незапланированных подарков судьбы, да и перед любой встречей, любым сеансом я обычно думаю, что говорить и как себя вести. Видимо, это характерная особенность шахматистов все заранее просчитывать и стараться избегать ситуаций, которые могут выбить из колеи. Ты всегда должен занимать выигрышную позицию, видеть расстановку фигур на доске и четко понимать, каков будет следующий ход каждой из них. Но бразильский сюрприз, безусловно, не оставлял никаких поводов для волнений. Я с удовольствием провел сеанс, о котором советские газеты могли бы написать: «Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке».

Опыт Сан-Паулу показал, что рассказывать о программе можно и нужно, и я начал говорить о продвижении шахмат в колониях везде, где считал нужным. Так, я заинтересовал идеей неравнодушного к игре президента Чили, где теперь проводят шахматные турниры среди заключенных. А вслед за Южной Америкой к проекту присоединилась и Северная. Одна из крупнейших тюрем не только в США, но и во всем мире находится в Чикаго. Там содержатся примерно одиннадцать тысяч заключенных, а еще пять находятся под постоянным наблюдением. О шахматной программе я поведал начальнику полиции штата Иллинойс Томасу Дарту.

– Классная идея! – тут же отреагировал он и спросил: – Долго еще пробудете в городе?

– Улетаю послезавтра вечером.

– Тогда послезавтра утром встречаемся в тюрьме.

Я подумал, что меня хотят расспросить на месте более подробно, как все организовать. Но когда в условленное время я прибыл в тюрьму, то увидел, что во дворе около ста заключенных играют в шахматы. То есть за сутки администрация заведения купила пятьдесят шахматных столов и часов, нашла среди «клиентов» желающих играть и организовала турнир. Увидев такую готовность участвовать в хороших начинаниях, я предложил начальнику тюрьмы и шерифу Дарту привлечь заключенных к еще одной акции, способствующей повышению нравственности: