у сердечка, грудку, — нежное тепло твое, моя птичка. Расцветай, полней, — наливайся жизнью, — я замираю, когда _т_а_к_ грежу тобой. Тобой — земной, радостной, весенней. В грезах о тебе, в сладком бреду — сладкое и мучительное томленье. Слова эти… так это бледно, вяло… в сравнении с тем, что во мне творится. Да это передается не словами, а… полнотой всех чувств, всем устремленьем…

Целую тебя, всю.

Твой Ваня

[На полях: ] Напиши же, наконец, о чулочках! Черных, конечно? да? Если бы было можно, я объяснил бы, что такое для меня — черные. Сочетание _ж_и_в_о_г_о_ и — черного газа (шелка!)… — необъяснимо _в_о_л_н_у_е_т!

«Трэфль» постараюсь найти, Герлена.

Если бы я увидал тебя вдруг (!) на своем чтении!.. Знаешь, что сделал бы…?! Встал бы и — молча склонился пред тобой. Но ты — и далекая — вся со мной. Помни. И пусть все — что угодно! Да. Для тебя буду читать. Знай это. И — думай. Я это почувствую. Будь со мной.

Хоть бы в снах приходила ко мне!

Мне не нужно тебя — «в рамке», «мо-дной»!

Как мой Илья365, ночами я — с тобой. Что во мне порой творится… — безумие.

156

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

8. VI.42

Милое сокровище мое, Ванюша любимый!

Не писала тебе, т. к. ждала, что скажет анализ. Тот, первый, показал еще кровь (следы крови), а вот сегодняшняя порция, сию секунду узнала, — без всякой крови, совсем хорошая! Порадуйся, дружок! Сегодня могу встать на 1 час, и завтра тоже. Это доктор мне для дня рождения устроил. Мило? Я не ослабла. Ну, м. б. немножечко, от лежания. Вот увижу, как встану. Буду беречься. Ванёк, позавчера я мучилась болями в желудке, ужасно. У меня он здоровый, так что я думаю, что это уж не чуяние ли твоих болей? Теперь ничего. Ем все. Ванюша-светик, не оставляй меня долго без вестей о себе. Пиши хоть открыточки. Я получила в субботу от 26-го и 27-го унылые. Не грусти. Берегись, Христа ради, будь здоров. Не поддавайся мрачному от известий о «концах». Думай о других случаях: например, Мазини!366 По Коровину он в 80 лет женился367 на очень красивой и молодой, и очень его любившей. Ты не должен поддаваться мраку. Ты — весь свет и жизнь! Больше всего я боюсь отрезанности от тебя. Кажется и не выживешь. Помнишь, как после первой моей болезни? Пришли же копию портрета!368 Я так хочу! Я пишу! Видишь, как сильна! Пишу и м. б. пошлю тебе! А ты? Пиши же, друг мой. Все будет хорошо! И. А., конечно, себе верен. До гроба будет верен. И весь вопрос только в том, где Дух! Господь все видит и, хоть не скоро, но правду Свою скажет. И ничего не значит для вечного, если мы-то еще ее не увидим. Себя и свое приходится забывать, как это ни больно. Да, ты прав — это Божеское, Вечное решение! В этом я согласна. Целую тебя и крещу.

Твоя Оля

Сегодня рождение Пушкина!369 Пришли о Пушкине.

157

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

15. VI.42

Милый Ванюша!

Тотчас же пересылаю письмо Сереже, чтобы он тебе переписал, составленное мной письмо, как ты указал. Только я не знаю, хорошо ли вышло. Как у тебя дела с чтением? Я ничего не поняла, что ты мне говорил о «Путях Небесных»370. Почему «поставить себе ловушку на „Пути“»? И, главное, в какой связи «Пути» с поездкой твоей? Или ты «закабалив» себя, как ты говоришь, для «Путей Небесных», не сможешь поехать. И рад? Дай Бог тебе всякой удачи! Обо мне не волнуйся: я, слава Богу, здорова. Опять хожу-брожу. Гостей никаких не было и не будет. Я и о. Дионисию отказала. Я пока что очень еще устала. На первую часть твоего письма (через С.) я не отвечаю371, но не потому, что мне _н_е_ч_е_г_о_ сказать, а как раз именно потому, что, м. б. слишком много есть чего сказать. Для того, чтобы быть понятой надо очень много говорить, а я это не умею в письмах. И потому лучше вообще не трогать, да к тому же я и слишком всеми такими вещами волнуюсь. Иногда ночами не сплю, стараясь постичь тебя. Пушкина, Тютчева и Достоевского считаю во всем этом очень близкими себе и у них не вижу никаких вопросов. Иногда меня убивает твой взгляд на меня (в некоторых вопросах) как на ребенка, и тогда опускаются руки… И все-таки каак же это не так! Хочется верить, что когда-нибудь ты поймешь меня и сможешь выслушать серьезно. А пока… остается потерпеть и помолчать, понабраться равновесия души и не быть кипятком. Это мне не полезно, очевидно. Почему-то Марина, видимо, дольше остается? Кто ее «провожатый»? Если это ее Виген372, то — редко-благородная, чистая личность. Стоит ли еще его сама М[арина]?!

Розы твои чудесны!.. Но шлю одну.

[На полях: ] Как твое здоровье? Будь здоров, душенька! Жду тебя и не смею верить!

Думаю, что скоро напишу еще. М. б. завтра же. Целую. Оля

158

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

16. VI.42

Ваня мой родной, бесценный друг мой!

Не могу собрать мыслей, чтобы охватить в ответ твое письмо от 8-го (* Кажется, я тебе 8-го тоже писала?). Во мне все куда-то стремится. Впрочем, это — мое основное: все куда-то мчусь!.. Ваня, ты не обращай внимания на «открытки от 27-го». Это вовсе не значит, что я душой опустошаюсь к тебе. У меня бывают полосы усталости. А в данном случае, видимо, даже просто спешка. Тогда, помню, был сумасшедший какой-то мой период угара… что ли. Я тебя тоже видела, как наяву… Я это старалась даже погасить. Ну, и естественно, что приходила другая полоса… Знаешь: мой давнишний друг, Иван Семенович Морев373, он так прав был: «напишите мне, пожалуйста, дорогая Оля, но только тогда и в том случае, когда душа Ваша снова захочет говорить с моей, только такие письма ценны мне от Вас, и их жаждет душа моя». Это было в 1923 г. Мне не было еще 19-ти, а ему? — думаю, что за 60. И я знаю, что у него было «нежное чувство» ко мне, а я-то влюблена была вполне, — носила его скрипочку и шла за ним собачкой верной, ловя каждый жест его, не только слово. «Вот перед тем, как написать Вам, я играл, [1 сл. нрзб.][183] на рояле народную нашу песню (слова обычные,