Ольгушка, Ольгушонок! И в то же время — вся _ж_е_н_щ_и_н_а, очаровательная, расцветающая, манящая, — независимо от себя! — влекущая ласковой благостностью, нежностью чистой… ну, такая _б_л_и_з_к_а_я, такая «по душе», вся, вся… — я так тонко это переживаю, _с_л_ы_ш_у… — я как бы твое касанье испытываю, касанье тебя, твоего образа земного, твоей теплоты жизненной, — ну, вот, подошла и обнимаешь, и так близко и сильно льнешь… — всю тебя слышу, и так ты близка, будто ты и я — одно-одно, ты во мне, ты влилась в меня, и мы _ж_и_в_е_м_ одним, лишь нам понятным, нас сомкнувшим счастьем… — это неповторимо, это — только — _н_а_ш_е. Вот такое почти испытываю я сейчас, прочтя и еще перечитав твое письмо 27 мая350, закрытое. Вечером пришло сегодня. Оно очень насыщено. И так хорошо, что мне уже мало его, — я мог бы пить такое вечно. И все нее — ма-ло мне. Но как зато мно-го-много, если подумаю о субботней твоей открытке — от 27-же. Там — все мимоходом, впопыхах, одна нога на пороге, другая на дороге. Письмо-спешка, без чувства, особенно этот «бросок» — случайный! — «Ну, а ты как?»… Я опешил, но тут же и объяснил себе, — до чего ты «впопыхах», а надо хоть что-нибудь послать… Ване! Но сегодня ты приласкалась, приоткрылась… — и как же ты прекрасно-обворожительна! Мое воображение горит, и я вижу, дополняя, какой ты _м_о_ж_е_ш_ь_ быть… сколько в тебе неисчерпанного тепла, огня… любви… — неопределимого словом… — чудесно опьяняющего, глубокого и тайно-женского. Ну, дописался… Я было хотел после той открытки напасть на тебя — за твои «убеги» от того, к чему ты призвана, и чего страшишься… — ты опять, даже в этой открытке-спешке затянула свою волынку… — «очень хочу писать»… и «но как все суетно, как мало времени…» Стой, я пока об открытке, о главном в ней. Оно так и высунулось пугающей меня — за тебя!! — рожицей. Ты молилась, чтобы в письме ожидаемом Ваня тебе ответил на мучающий вопрос — «разъяснить себе свою жизнь». И тебе было даровано — узнать ответ. Оставим область мистического — тут самая живая _с_у_т_ь, хоть и касается как бы потустороннего: молилась — и получила _о_т_в_е_т. Да, я как раз и ответил тебе письмом о творчестве, о «влияниях»351. И сказал: это мое «последнее слово» тебе о сем. Я как бы поставил точку. Я знаю: я _д_о_л_ж_е_н_ был тебе ответить, мыслью и чувством огромной любви накрепко-нежно приласкать тебя. Я писал, помню, с великой к тебе любовью, надеждой и… болью о тебе. Не мне разбирать свое, но, кажется, я сказал достаточно полно и выразительно… — по крайней мере, бывший тогда у меня друг352, ценящий искусства, прослушав отрывки из этого письма, — я знаю, как он ценит мысли о творчестве и, в частности, мой внутренний «творческий мир», мои взгляды на искусство, — я писал тебе, кажется, об этом? — дня через три написал мне — «дайте же мне сохранить для других то, что Вы мне бегло прочли из какого-то письма или работы…» Я ответил — забыл, что написал, черновика нет, пишу прямо, и копии не сохраняю. Вот, Олюнка, _к_а_к_ родился «ответ» на твою молитву. Когда ты молилась, ответ уже давно шел к тебе. Вдумайся в это! Я _в_с_е_ тебе сказал. Когда бы случилось нам встретиться… если бы я мог прижать тебя к сердцу… я, м. б., многое, что вдруг могло бы прийти в словах, от полноты сердца… многое бы тебе излил, и ты впитала бы это в себя, — мой душевный мир, мое постижение законов творчества… — не знаю… В письмах я больше не коснусь сего. _В_с_е_ дано. Но вот что важно, слушай, Ольга, слушай, упрямка и непокорка, и… ро-бкая! — а, м. б., бессознательно, и… нерадивая! Так нельзя дальше. Искусство не балушки. Не слова. Не предмет «для разгулки времени». Искусство — труд и жертва. Богу и мамоне353 служить совместно _н_е_л_ь_з_я. В письме перед открыткой ты писала — а я в досаде читал и возмущался! — «будут гости, запущено хозяйство»… «хочу писать», «боюсь писать»… «время бежит… надо ехать» и прочая тормохня. Помни: так нельзя. Или совсем похорони, — похороним! — «о творчестве», или — надо взять себя в руки, ра-бо-тать. Или жеребятки, телятки, зайцы, обеды, пироги, кремы… верченье в хозяйственной трясине, — я чту хозяйство, да, но _н_е_л_ь_з_я_ себя рвать пополам. Искусство требует — _в_с_е_г_о_ человека! Продолжая жизнь так, как ты жила, оставь думать о творческом. Помни: ты должна, если хочешь и если будешь, — пробовать писать _н_е_ для меня. Творят не для кого-либо, как и дышат, как грезят, — _н_е_ для кого-то. Ты умна, все понимаешь. Для творчества нужна во-ля, и… по-кой. «На свете счастья нет, А есть покой и воля»354. Пушкин так. И дальше: «Давно завидная мечтается мне доля, Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальнюю трудов и чистых нег». Пушкин всегда старался убегать от «жизни мышьей беготни»355. И в этом его трагедия, что мало имел творческого досуга. Что бы он натворил! — будь в условиях обеспеченной жизни Толстого! Вечная нужда — относительная, конечно, — ссылки, любови… пуля. Прошу тебя, как преддверие к ожидаемому мною твоему по-двигу! — перечитай _в_с_е_г_о_ Пушкина. Вчитайся в те его стихи, где он определяет — и как глубоко, и как лично-интимно! — свое творчество!! Ты умна, чутка: ты _в_с_е, пчелка золотая, чу-деска моя ненаглядная, _н_а_й_д_е_ш_ь, впитаешь в себя. Знаешь, Ольгуна: я не представляю себе лучшей, более близкой, более по-мне… дружки, любимой, женщины-девочки… более способной все постигнуть с полсловечка, чем ты… Если бы мы жили рядом..! как бы купались мы в радости самой чистой и уносящей, порой — опьяняющей радости творческой! Терпеть не могу теорий, схем, зАсуши… — пили бы из _ж_и_в_о_й_ чаши! упивались сотворенным, раскрывали его, и… — сами заражались бы, отдавались могучему захвату божественным огнем в человеке! Вдали друг от друга, мы можем жить вместе, созвучно, мысленно неразлучно, связанные накрепко — нам свойственным, нашим душевным, нашим богатейшим миром! Оля моя, Олёнок мой, Ольгушечка… — надо вдумчиво отнестись к сему: или плескаться в хозяйстве, гостях, заботах дня… — а дни-то скачут и ускакивают, и «каждый день уносит частицу бытия»356. Я почти два года горю и томлюсь тобой. Думаешь, не утратил я из того, что мне даровано сделать? Правда, я многое _н_а_ш_е_л, очень многое… — но я чувствую… — «Пора, мой друг, пора!» Я должен многое закончить. Ты должна _н_а_ч_а_т_ь. Думаешь, не ценю я — гостей, пирогов, кремов, жизни хлева, этого вечного рождения