Об охране Законов

Охрана сословий влечет за собой охрану Магистратур и Жречества, а вместе с ними также Охрану Законов и Науки об их Истолковании. Поэтому мы читаем в Римской Истории тех времен, когда Рим был Аристократической Республикой, что в пределах Сословия Сенаторов (состоявшего тогда исключительно из Благородных) были замкнуты коннубии, консулат и жречество, и в пределах Коллегии Понтификов (куда принимались только Патриции, как и у всех других Героических Наций) охранялась священная или – что то же самое – тайная Наука о законах. По рассказу юриста Помпония, такое положение продолжалось у Римлян в течение ста лет после Законов XII Таблиц. Поэтому название viri («мужи»), которое в те времена значило у Латинян то же, что и слово «Герои» у Греков, сохранилось для обозначения мужчин, вступавших в торжественные браки, магистратов, жрецов и судей, как об этом уже говорилось по другому поводу. Мы же здесь рассмотрим Охрану Законов, так как она была наиболее важной особенностью Героических Аристократий, почему Патриции уступили ее Плебеям последнею.

Такая Охрана тщательно соблюдалась в божественные времена; поэтому соблюдение божественных Законов называется Religio; оно продолжало существовать при всех позднейших Правлениях, при которых божественные законы должны были соблюдаться в определенных и неизменных формулах, состоящих из священных слов и торжественных церемоний. Эта Охрана Законов так характерна для Аристократических Республик, как ничто другое. Афины, а по их примеру почти все города Греции, быстро перешли к Народной Свободе на том основании, которое Спартанцы, жившие в Аристократической Республике, определяли следующим образом: они говорили Афинянам, что много законов в Афинах пишут и мало в Спарте соблюдают. Римляне в аристократическом состоянии были суровейшими стражами Законов XII Таблиц, как мы видели выше, так что Тацит сказал об этих законах: finis omnis aequi juris{644}: и действительно, раз считалось, что их достаточно для достижения равенства Свободы, то все последующие законы, изданные после Децемвиров, сводились к тем же Законам XII Таблиц, соответственно манере древних народов мыслить поэтическими характерами, как это было показано выше; Консульских Законов, относящихся к частному праву, или совсем не было или было очень мало; и именно поэтому Ливий назвал Законы XII Таблиц fons omnis aequi juris{645}, ибо они стали источником всяческого истолкования. Римские Плебеи так же, как и Афиняне, ежедневно издавали законы по отдельным поводам, так как они неспособны были понять Всеобщности. Такой беспорядок до некоторой степени поправил Сулла, Глава партии Благородных, после своей победы над Марием, Главой Плебейской партии, путем установления quaestiones perpetuae; однако после отказа Суллы от диктатуры законы по отдельным поводам снова начали умножаться, как рассказывает Тацит, ничуть не меньше прежнего. Подобная множественность законов, как уверяют Политики, является самой прямой дорогой к достижению Монархии. Поэтому Август для укрепления своей Монархии издал огромное количество законов[253]{646}, а следующие за ним Принцепсы воспользовались прежде всего Сенатом, чтобы издавать Сенатусконсульты по частному праву. И тем не менее даже во времена народной свободы так строго охранялись формулы исков, что потребовалось все красноречие Красса, которого Цицерон называл «Римским Демосфеном», чтобы доказать, что выраженная substitutio pupillaris обнимает невысказанную substitutio vulgaris{647}; и нужно было все красноречие Цицерона, чтобы оспорить одну букву «R», которой недоставало в формуле: посредством этой маленькой несчастной буквы Секст Эбуций претендовал на захват имения Авла Цецины{648}. Но в конце концов, после того как Константин совершенно уничтожил формулы{649}, дело дошло до того, что каждый отдельный мотив справедливости делал недействительными законы. Таким образом, при Человеческих Правлениях умы человеческие послушно признают естественную справедливость! Итак, от главы Законов XII Таблиц: «privilegia пе irroganto»{650}, соблюдавшейся во времена Римской Аристократии, в конце концов, через многочисленные законы по отдельным поводам, изданные, как было сказано, во время Народной Свободы, дошли при Монархиях до того, что Принцепсы не делали ничего другого, как создавали привилегии. И если привилегии создаются по заслугам, то нет ничего более соответствующего Естественной Справедливости. Можно даже с полным правом сказать, что все эксцепции, вносимые теперь в Законы, являются привилегиями, требуемыми особым положением фактов, изымающим их из общего положения законов.

Поэтому, как мы думаем, произошло так, что при незрелости, свойственной временам вернувшегося варварства, Нации не знали Римских Законов. Во Франции тяжко наказывали, а в Испании даже приговаривали к смерти всякого, кто пытался ввести такой закон в своей стране; в Италии, несомненно, Благородные стыдились решать свои дела по Римским Законам и предпочитали подчиняться Лангобардским; только Плебеи, поздно отвыкающие от своих обычаев, сохранили некоторые отношения Римского Права в виде права обычного. В этом заключается причина того, почему оказались погребенными «Corpus» Юстиниана, а также другие памятники западного Римского Права у Латинян и «Базилики»{651}, а также другие памятники восточного Римского Права у Греков. Однако позже, когда снова зародились Монархии и снова была введена Народная Свобода, тогда Римское Право, сведенное в книгах Юстиниана, было воспринято повсеместно, так что Гораций утверждает, что оно является теперь Естественным Правом Народов Европы[254].