Вообще, разнообразие созданных Ермоловой образов было огромно. Все единогласно отмечали необычайный диапазон ее творческих возможностей, исключительно тонкую, «филигранную» отделку роли. У нее был свой особенный, только ей присущий стиль игры. На сцене она совершенно отрешалась от себя самой, от собственного своего жеста, походки, облика. Там, где другая актриса, привыкшая распоряжаться внешними средствами (в виде грима, исторического костюма, акцента), старалась придать интерес своей роли этой раскраской, Ермолова искала в персонаже какой-то внутренний стержень и вытаскивала его наружу, не обращая внимания на внешние детали. Другими словами, она всегда искала внутреннего оправдания образа, не правдоподобия, а художественной правды. А уже от этого главного стержня шла ее работа над мелочами и деталями (интонациями, жестами, паузами, мимикой и т. п.), через которые раскрывался характер ее героинь.

Личное счастье Ермоловой не сложилось – с мужем они всю жизнь оставались чужими людьми. Вся она без остатка принадлежала театру. Однако и здесь ее ожидало много разочарований, особенно в последние годы. Еще во время Первой мировой войны престиж Малого театра начал падать. Последовавшая потом революция и тяжелое экономическое положение в 1918–1922 гг. еще более усугубили кризис. Это в немалой степени способствовало тому состоянию меланхолии и депрессии, в котором пребывала актриса в последние годы своей жизни. Высокие награды и отличия советской власти не принесли ей облегчения. Болезни и старость постепенно лишали ее сил. Умерла она в марте 1928 г.

АННА ПАВЛОВА

Анна Павловна Павлова родилась в январе 1881 г. в Петербурге, в семье гвардейского солдата и прачки. В 1891 г. матери удалось устроить ее в Императорскую балетную школу, в которой Павлова провела девять лет. Устав школы был по-монастырски суров, однако учили здесь великолепно. В то время Петербургское балетное училище, несомненно, было лучшим в мире. Только тут и сохранялась еще классическая техника балета. В 1898 г., будучи ученицей, Павлова выступила в балете «Две звезды», поставленном Петипа. Уже тогда знатоки отметили какую-то особенную, только ей присущую грацию, удивительную способность поймать в партии поэтическую суть и придать ей свою окраску.

По окончании школы в 1899 г. Павлова сразу была зачислена в труппу Мариинского театра. Не имея ни протекции, ни имени, она некоторое время оставалась на вторых ролях. Но в 1900 г. в «Пробуждении Флоры» она уже получила партию Флоры (в роли Аполлона выступал Фокин). Потом ответственные роли стали следовать одна за другой и каждую из них Павлова наполняла особым смыслом. Оставаясь всецело в рамках классической школы, она умела быть поразительно оригинальна и, исполняя старые обыкновенные танцы, превращала их в подлинные шедевры. Петербургская публика вскоре стала отличать молодую талантливую балерину. Но подлинная слава пришла к ней в 1903 г. после исполнения главной партии в «Жизели».

Уже будучи весьма популярной в России, Павлова в 1903 г. уехала в Милан брать уроки у знаменитой Беретты. Старая итальянка помогла ей довести технику танца до высочайшей виртуозности. В Петербург Павлова вернулась первой танцовщицей. В 1905 г. ей официально присвоили звание балерины, а через год – прима-балерины. Короткая, но очень важная творческая страница в жизни Павловой была связана с Фокиным. Смелый реформатор балета Фокин постарался избавиться от всего обветшавшего и устаревшего в этом искусстве: он покончил с установившимися десятилетия назад штампами, когда «первые сюжеты» танцевали на фоне обезличенного кордебалета, с нарочитой симметрией построений массовых танцев, с обязательным дивертисментом в последнем акте. Для каждого балета Фокин искал особых средств танцевальной выразительности, он восстает против условной пантомимы, когда действие балета раскрывалось лишь через «немые разговоры» с помощью жестов, а танцы существовали независимо от сюжетов. Наконец Фокин потребовал особого внимания к декоративному оформлению балетных спектаклей и особенно к костюмам, о чем до него заботились очень мало. В течение нескольких лет Павлова была в фокинских постановках главной танцовщицей. Но стать до конца актрисой фокинского репертуара Павлова так и не смогла – вскоре их пути разошлись. В то время как Фокин продолжал свои реформы балетного искусства, Павлова сохранила верность старой балетной школе. Однако коронным ее номером вплоть до самой смерти оставался поставленный Фокиным танец Умирающего лебедя на музыку Сен-Санса, впервые исполненный в декабре 1907 г. на одном из благотворительных концертов в Петербурге. Эта небольшая, поистине гениальная вещь в исполнении Павловой вызывала затем восторг миллионов зрителей в разных странах.

В 1909 г. Павлова была приглашена Дягилевым для участия в первом «русском сезоне» в Париже и стал главной звездой всего его репертуара, главной героиней всех трех балетов: «Павильон Армиды», «Сильфиды» («Шопениана») и «Клеопатра» («Египетские ночи»). Но более в фокинских спектаклях она участвовать не пожелала. В 1910 г. Павлова наотрез отказалась от предложенной ей Дягилевым роли в новом балете «Жар-птица» и уехала в Лондон танцевать свое. Англичане были сразу очарованы ее выступлениями. «Павловой предшествовала ее слава, – писала газета "Дейли Телеграф", – но на этот раз слава оказалась ниже правды». Такого искусства англичане еще не видели, и оно буквально завораживало их. По воспоминанию современников, люди ходили смотреть на Павлову снова и снова, их изумление было так велико, что казалось недостаточным увидеть ее лишь один раз. В коммерческом плане эти гастроли также были очень выгодны – антрепренер Альфред Бат выплачивал Павловой по 1200 фунтов стерлингов в неделю. Именно тогда у нее родилась мысль о создании собственного балета.

В 1910 г. Павлова внесла в дирекцию императорских театров неустойку за нарушение контракта в размере 21 тыс. рублей и навсегда ушла с казенной сцены. Ее постоянным домом стал Лондон. Здесь находился ее Айви Хауз – «дом, увитый плющом», где она отдыхала среди множества живых цветов и птиц (Павлова обожала тюльпаны и лебедей). В России она появлялась теперь лишь изредка в качестве гастролерши. Зато в течение пяти лет она имела постоянные сезоны в лондонском театре «Палас». Вскоре у нее уже были собственные балетмейстеры, художники, своя труппа актеров, свой кордебалет (в основном состоявший из английских девушек), свои костюмеры, осветители, техники, множество своих декораций и костюмов, словом, настоящий театр, который кочевал за ней по свету. Делами распоряжался муж Павловой Виктор Дандре, но художественное руководство находилось всецело в ее руках.

Следующие двадцать лет прошли в беспрерывных гастролях по миру. За годы своей артистической деятельности Павлова проделала около 500 тыс. миль, дала тысячи представлений для многих миллионов зрителей. Уже в 1910 г. она отправилась в Америку и имела огромный успех в Нью-Йорке, Бостоне, Филадельфии и Балтиморе. А затем одна страна стала сменять другую. Слава Павловой и популярность росли с каждым днем. Очень скоро каждое ее появление в какой-либо стране превращалось в событие первой величины. Короли, президенты, главы правительств и мэры устраивали в ее честь торжественные приемы. Однако не эта сторона ее жизни была главной. Основным для нее было искусство, которому она отдавалась до конца. Вплоть до самой смерти Павлова оставалась величайшей труженицей и нигде, даже в самых глухих уголках планеты, даже там, где публика не имела никакого представления о классическом балете, не позволяла себе никакого послабления. Везде, где бы она ни выступала, она выкладывалась полностью – будь то сцена столичного театра, убогий провинциальный зал для танцев, или арена для боя быков. На ней лежала основная тяжесть любого выступления, поскольку большинство ее балетов представляли сольный танец на фоне кордебалета. Под конец жизни Павлова настолько утомилась, что после спектакля едва держалась на ногах от изнеможения. Несомненно, непосильные нагрузки стали одной из причин ее ранней кончины. До самой смерти Павлова сохраняла верность классической школе и оставалась равнодушна к балетам Прокофьева, Стравинского, Равеля даже в разгар всеобщего увлечения ими. Умерла она внезапно, после короткой болезни, в январе 1931 г.