Кларк ахнула:

— Господи, глаз...

Он поднял руку, ощупал лицо.

— Все равно от него было мало проку.

Теперь стало ясно, почему рука казалась деформиро­ванной: не хватало двух пальцев.

— И рука... Кен...

Он сжал оставшиеся пальцы. Затягивающаяся мембра­на еще не сошлась на обрубках, из них сочилась темная жидкость.

— Не так скверно, как выглядит, — хрипло сказал он.

— Ты истечешь кровью, ты...

Он покачал головой, пошатнулся.

— Повышенная свертываемость. Стандартная моди­фикация. Идти могу.

Черта с два... Но собаки с одного бока подобрались ближе, с другой стороны отступили. Очевидно, остаться на месте им не светило.

— Ну что ж... — Кларк взяла его за локоть. — Нам туда.

— Не уклоняясь от курса. — Это был не вопрос.

— Да. Особого выбора нам не дают.

Лабин опять закашлялся, в углу рта появились круп­ные пузыри крови.

— Они нас пасут.

Большая черная морда мягко подтолкнула ее сзади.

— Считай это почетным караулом, — предложила Кларк.

Ряд стеклянных дверей под бетонным козырьком, официальный логотип Патруля Энтропии в камне над головой. Собаки образовали полукруг перед входом, тес­ня их вперед.

— Что видишь? — спросил Лабин.

— Наружные двери, за ними вестибюль длиной около трех метров. Там... посредине перегородки дверь. Только очертания — ни дверной ручки, ни скважины.

Кларк готова была поклясться, что раньше там ни­чего не было.

Лабин сплюнул кровью:

— Пошли.

Первая же дверь распахнулась от толчка. Они пере­ступили порог.

— Мы в вестибюле.

— Собаки?

— Пока снаружи.

Стая выстроилась за стеклом, заглядывая внутрь.

— По-моему, они не... О, внутренняя дверь открылась.

— Наружу или внутрь?

— Внутрь. За ней темно, ничего не видно.

Кларк шагнула вперед; оказавшись в полной темноте, линзы быстро адаптируются.

Лабин остановил ее, застыв, сжав в кулак пальцы, оставшиеся на покалеченной руке. Гранатомет твердо нацелил вперед. На изуродованном лице Кена застыло странное выражение, которого Кларк прежде никогда не видела: пылающая смесь ярости и унижения, граничащая с явной человечностью.

— Кен, дверь открыта.

Переключатель, щелкнув, остановился на «сверлиль­щике».

— Открыто, Кен. Можно просто войти.

Она тронула его за руку, потянула ее вниз, но тело Лабина застыло в яростном оцепенении.

— Я же говорил, — проворчал он, — разумнее в обход.

Рука с пистолетом развернулась на три часа, указав пря­мо на стену вестибюля. Бесполезные глаза смотрели вперед.

— Кен... — Кларк обернулась, почти ожидая, что стая, пробив стекло, оторвет ему руку. Но собаки сидели на месте, больше не вмешиваясь в течение драмы.

— Он хочет, чтобы мы шли прямо, — сказал Лабин. — Он всегда командует, всегда захватывает инициативу. А мы только и делаем, что... реагируем.

— А взрывать стену, когда дверь настежь? Это — не реакция?

Лабин покачал головой:

— Это побег.

Он выстрелил. «Сверлильщик» врезался в боковую стену, вращаясь с такой скоростью, что мог уйти за го­ризонт событий. Стена изверглась маленьким Везувием: вестибюль накрыли клубы серого пепла. Жгучие крупин­ки песка жалили лицо. Кларк закрыла глаза, задыхаясь в песчаной буре. Откуда-то из глубины водоворота ей послушался тонкий звон бьющегося стекла.

Что-то сграбастало ее за запястье и дернуло в сторону.

Открыв глаза, она уперлась взглядом во взбаламучен­ное взрывное облако. Лабин потянул ее к проломленной стене, его изуродованное лицо маячило совсем рядом:

— Туда. Веди.

Она повела. Кен, пошатываясь, шел рядом. Мелкие обломки еще шуршали в воздухе, оскверненное здание вздыхало. Из мглы показалась пустая, перекрученная дверная рама. Под ногами алмазным снежком хрустело разбитое вдребезги безопасное стекло.

Собак не было видно — впрочем, она бы их все рав­но не заметила до последнего прыжка. Может, взрыв их отпугнул. Может, они всегда оставались только снаружи. А может, псы в любую секунду ворвутся в разбитую дверь и завершат неоконченное дело.

В стене перед ними рваная дыра. Откуда-то льется вода. Сантиметров в пяти над полом поднимался гребень рваного бетона, край бездны — с другой стороны зияла вертикальная шахта диаметром в метр. На сомнительной прочности креплениях держались перекрученные жилы металла и пластика, другие под самыми неожиданными углами лежали поперек провала. Из пустоты била струя воды — наверху, похоже, прорвало трубу — и с плеском уходила сквозь невидимую решетку внизу.

Стена на той стороне была проломлена. За ней — темнота.

— Здесь осторожней, — предупредила Кларк.

Они вышли в просторное помещение с высоким потол­ком: как смутно припомнилось Кларк — главную прием­ную. Лабин, обернувшись, прицелился в дыру, из которой они вышли. Никто не прыгнул на них ни спереди, ни сзади.

— Большой зал, — доложила Кларк. — Темно. Ин­формационные киоски и стойки для посетителей слева. Никого.

— Собаки?

— Пока нет.

Рабочие пальцы Лабина прошлись по краям дыры.

— Это что?

Она склонилась ближе. В усиленном линзами полу­свете в стене что-то блеснуло, словно тонкая жила дра­гоценной руды. Из разбитого бетона там и тут свисали оборванные концы.

— Какая-то сеть, — сказала она, — вделана в стену. Металлическая, очень тонкого плетения. Вроде толстой ткани.

Лабин мрачно кивнул:

— Клетка Фарадея.

— Что?

— Защита. От воздействия электромагнитных импуль­сов.

Будто Бог хлопнул в ладоши — загорелся свет.

ЭМПАТ

Блики в глазах мгновенно ослепили Кларк. Она, вски­нув «Хеклер», дико замахала им в пустоту.

— Свет...

— Знаю.

Где-то в глубине здания загудели пробудившиеся ма­шины.

— Господи Иисусе, — голос раздался со всех сто­рон, — вечно вам надо все усложнить. Дверь же специ­ально открыл.

— Ахилл?

Линзы адаптировались, из белого фона проступили предметы и стены. Но в воздухе туманом висела пыль от взрыва, размывая резкость. От устроенного ими входа по полу веером расходились трещины, панели из поли­рованного камня в противоположной стене вывалились и теперь лежали грудой обломков.