— Или на крышу бы приземлились, — продолжал го­лос. — Так ведь нет, дай вам штурмовать крепость. И по­смотрите, в каком вы теперь виде! Посмотрите на себя! Еле на ногах держитесь.

Вдали заработал вентилятор, потянул струйки дыма и пыли в потолочные решетки. Воздух понемногу очи­щался. Лабин привалился к стене, давая отдых раненому бедру. Кларк уже различала цвета: потеки слизи у него на ноге блестели отвратительной ржавчиной и багрянцем — будто с него заживо содрали кожу.

— Помощь нам бы не помещала, — сказала она. Вздох откуда-то — отовсюду.

— Как и в прошлый раз. Кое-что не меняется, а?

— Это ты виноват, ушлепок. Твои собаки...

— Стандартные меры охраны после импульса, и разве я просил вас идти на них вслепую? Кен, ну что тебе-то в голову втемяшилось? Ваше счастье, я вовремя заметил.

— Посмотри на него! Помоги ему!

— Брось, — почти шепотом возразил Лабин, — я в порядке.

Здание его услышало.

— Далеко не в порядке, Кен. Но голова еще на плечах, а я не так глуп, чтобы отключать защиту перед людьми, которые только что силой вломились в мой дом. Поэто­му давайте разберемся, а потом, может, подлатаем тебя, пока ты кровью не истек насмерть. Что вы здесь делаете?

Лабин начал отвечать, закашлялся и начал снова:

— Думаю, ты сам знаешь.

— Допустим, не знаю.

— Мы кое о чем договаривались. Ты должен был вы­яснить, кто выслеживает «Атлантиду».

Кларк закрыла глаза. «В остальном план прежний...»

— На случай, если еще не дошло: на меня в последнее время немалый спрос, — заметили стены, — но, уверяю тебя, я над этим работаю.

— Думаю, не просто работаешь. Думаю, ты уже разо­брался, еще до того, как потерял большую часть ресур­сной базы. Кстати, мы могли бы посоветовать, как ее вернуть. Если тебе это нужно для анализа.

— Ага. А позвонить мне откуда-нибудь нельзя было?

— Мы пробовали. То ли ты был слишком занят, то ли связь легла.

Здание тихонько погудело, как будто задумавшись. В глубине вестибюля, за спящим информационным таб­ло, лотком с брошюрами и стойкой администратора на воротах безопасности замигали рубиновые светодиоды. Крайние слева на глазах у Кларк загорелись зеленым.

— Проходите здесь, — сказал Дежарден.

Кларк взяла Лабина под локоть. Тот хромал рядом, но не прижимался, используя ее как проводника, но не как костыль. За Кеном тянулся асимметричный темный след.

Каждые ворота состояли из двух алюминиевых цилин­дров в полметра толщиной, поднимавшихся от пола к потолку, как прутья клетки. Пройти можно было только между ними. На уровне глаз их обвивали черные поло­ски шириной с руку Кларк, усеянные созвездием цветных сигналок, — и, едва они прошли половину зала, все цвета сменились на красный.

— Ах, да, — спохватился Дежарден, — если вы по­пробуете что-нибудь протащить, защита порежет вас на мелкие кубики. — Закругленная панель под экраном при их приближении отъехала назад. — Бросайте все сюда.

Лабин, нащупав открывшуюся камеру, бросил туда пи­столет вместе с поясом. Пока он пытался снять рюкзак, Кларк последовала его примеру и поспешила на помощь. Рюкзак отправился следом за оружием, и панель закры­лась.

Табло вокруг столбиков расцвело картинками и сим­волами. Некоторые были знакомы Кларк по инструктажу

Лабина во время полета: тазер и микроволновый писто­лет, механический пружинник, аэрозольная липучка. Дру­гие Лени видела впервые. Насколько она могла судить, Кен добыл их из своего тайника на дне Атлантики.

— Это не электронный ли отсекатель? — поинтересо­вался Дежарден. — И импульсная бомба! Ты прихватил собственную импульсную бомбочку — как это мило!

Лабин сжал зубы и промолчал.

— Так, и это все? Ни гадких биозолей, ни скрытых мураволок? Предупреждаю, эти ворота ничего не проща­ют. Попробуете пронести что-нибудь...

— Наши имплантаты, — сказала Кларк.

— Их пропустят.

Лабин нащупал проход между столбами. Не загудела сирена, не заплясал над головами лазерный луч. Кларк шагнула за ним.

— Лифты сразу за поворотом, — сказал Дежарден.

Совершенно безоружные, они вступили в приемную

Дежардена. Кларк направляла Лабина тихими подсказка­ми и редкими прикосновениями. О том, что думает, она не решилась заговорить даже шепотом, но чуть сжала ему плечо. Кен знал ее достаточно давно и все понял: «Ахилл не купился».

Кен ответил слепым взглядом и движением окровав­ленных губ: «Конечно».

Все согласно плану. Если считать это планом.

Приходилось принимать физику на веру.

Она готова была поверить всему, о чем толковал Лабин по пути: неважно, поверит ли им Дежарден, главное, что­бы он счел их полезными. Пока он видит в них пользу, убить не попытается.

Но действовать не даст. Он никого не впустит в свое тайное логово, не приняв меры предосторожности: отбе­рет оружие, возьмет под арест, лишит свободы.

«Ничего смертельного, — предсказывал Лабин, — и ничего такого, что повредило бы структуру. Выбор у него будет небольшой. Справимся».

Все это было прекрасно, но Кларк никак не могла от­делаться от мысли, как именно им придется справляться.

В ее груди плескалось добрых пол-литра воды, за­пертых пленкой на электролизном порте. Пятьсот мил­лилитров — на слух не так уж много. Когда она плавала на глубине, через ее имплантаты протекал непрерывный и постоянно пополнявшийся поток морской воды. За­стойный осадок, застрявший в имплантатах теперь, на глубине не продержался бы и секунды.

«Четыреста пятьдесят граммов молекулярного кисло­рода, — сказал Лабин. — Почти как в двух тысячах лит­ров воздуха».

Голова не спорила с цифрами, а вот нутро ничего не понимало в математике.

Перед ними встал ряд лифтов. Двери одного были открыты, из кабины лился мягкий свет.

«Первым делом он нас запрет».

Они вошли. Двери закрылись. Клетка пришла в дви­жение.

Вниз.

«Безумие, — подумала Лени. — Ничего не получится».

Ей уже чудилось, что она слышит тихое шипение газа, выходящего из невидимых сопел.

Она закашлялась и переключилась на имплантаты, молясь невесть какому божеству, чтобы Лабин не напо­рол в расчетах.

Не напорол. Где-то в груди началась знакомая лег­кая вибрация. Нутро закорчилось, заполнилось запаса­ми изотонического физиологического раствора. Жидкость подступила к горлу, заполнила рот. Легкая тошнота со­провождала наполнение среднего уха. По подбородку по­бежала соленая струйка, напомнив, что пора сжать губы.

Звуки пропали, все стало слабым и далеким, кроме би­ения собственного сердца.