— Похоже, есть, — заметил Лабин, когда стих мотор.

Ветер негромко свистел в фюзеляже. Ротор продолжал постукивать над головами, по инерции шлепая лопастя­ми. Больше ни звука, кроме тихих ругательств Лабина, когда вертолет на мгновение завис между землей и небом.

В следующее мгновение они уже падали.

Желудок у Кларк застрял в горле. Лабин давил педали.

— Скажешь, когда пройдем шестьдесят метров.

Мимо проносился темный фасад.

— Чт...

— Я слепой, — Кен оскалился от какой-то извращен­ной смеси страха и возбуждения — руки тщетно и яростно сжимали джойстики. — Скажешь, когда... десятый этаж! Скажешь, когда минуем десятый!

Одну половину Кларк до бесчувствия поразила пани­ка. Вторая пыталась выполнить приказ, отчаянно подсчи­тывала этажи, пролетавшие мимо. Но окна были слиш­ком близко, сливались, а вертолет должен был рухнуть. Рухнуть у самой башни, но та вдруг исчезла, оборвалась углом, мелькнувшим на расстоянии вытянутой руки. От­крылся северный фасад, из-за дальности его было лучше видно, и...

«О, господи, что это...»

Какой-то непокорный, пораженный ужасом участок мозга бормотал, что не может такого быть, но вот же она — черная, беззубая, в стене небоскреба зияла пасть, широкая, как ворота для целого легиона. Лени пыта­лась отвлечься, сосредоточиться на этажах, начать счет от земли. Они падали мимо этого невозможного провала... а потом выяснилось, что летят прямо в него!

— Лени...

— Пора! — завопила она.

Секунда растянулась вечностью, а Лабин ничего не сделал.

В этом бесконечном мгновении самое странное — ощущения. Шум от все еще — чудом, удачей или чистым упрямством — вращающегося ротора, пулеметный ритм с доплеровским смещением, как медленный далекий стук сердца улетающего в бездну космонавта. Вид несущейся навстречу, несущей гибель земли. Внезапное холодное смирение, признание неизбежного: «Мы умрем». И кивок с грустной насмешкой, понимание, что могущественный

Кен Лабин, всегда просчитывавший на десять ходов впе­ред, мог совершить такую глупую, такую тупую ошибку.

А потом он рванул рычаг, и вертолет вздыбился, стру­сил в последний момент. Кларк весила сотню тонн. Они смотрели в небо, мир за ветровым щитком — земля, стекло, далекие облака — слился в сплошную круговерть. На один ошеломительный миг они снова полетели. Затем что-то с силой пнуло их сзади, проламывая полимер и раздирая металл. Машина завалилась набок, и этот чу­десный ротор хлестнул по земле и замер, наконец побеж­денный. Кларк безумными глазами уставилась на огром­ный монолит, который, безумно перекосившись в ночном небе, спускался вместе с темнотой, чтобы ее сожрать.

— Лени!

Она открыла глаза. Невероятная пасть все так же зияла над ней. Кларк зажмурилась на секунду и попробовала еще раз. Ох...

Нет, это же огромная обугленная дыра, проломившая северный фасад на целых десять этажей, если не больше.

«Рио, — вспомнила она. — Они так и не заделали пробоину».

Крыша небоскреба отчетливо видна сквозь ветровое стекло. Огни над ней погасли. Все здание как будто пе­рекосило влево: нос вертолета наклонился под углом в тридцать градусов, он похож на высунувшегося из-под земли механического крота.

Полет окончен. Хвост, на который они приземлились, либо вмялся в корпус, либо вовсе отломился.

Грудь и плечи болели. И с небом было что-то не так. Оно... а, вот оно что, небо темное. В анклаве, где гене­ратор статического поля без конца гнал в воздух элект­ричество, оно должно было мерцать искрами. И мерцало до их падения.

— Лени...

— Это что... импульс был? — удивилась она.

— Ты двигаться можешь?

Она сосредоточилась и определила источник боли: рюкзак Лабина, твердый и комковатый, прижался к ее груди, не жалея сил. Наверное, при падении он поднял­ся над полом, а она его схватила. Кларк ничего этого не помнила. Прореха на верхнем клапане улыбалась ей в лицо и открывала кое-что внутри — угловатый комок ин­струментов и аппаратуры, неприятно давивший на кости.

Она приказала себе разжать руки. Боль ослабла.

— Кажется, я в порядке. А ты...

Он слепо смотрел на нее обожженными глазами. Толь­ко теперь Лени вспомнила, что видела, как во время паде­ния пенсне Лабина изящно улетело к задней стене каби­ны. Отстегнувшись, Кларк оглянулась. Позвоночник про­нзила резкая боль, словно лед треснул. Она вскрикнула.

Рука Лабина легла на плечо.

— Что?

— Похоже, позвоночник травмирован. Бывало и хуже. — Она села на место. Все равно искать прибор нет смысла: импульс поджарил его вместе с электрони­кой вертолета.

— Ты снова слепой, — тихо сказала она.

— Я припас еще одну пару. В защитном футляре.

Открытый рюкзак ухмыльнулся ей зубцами молнии.

Когда до Лени дошло, ее затошнило от стыда:

— О, черт, Кен, я забыла застегнуть. Я...

Он отмахнулся от извинений:

— Будешь моими глазами. Кабина разбита?

— Что?

— Трещины есть? Широкие, чтобы ты смогла вы­браться?

— А... — Кларк снова обернулась, уже осторожнее. Боль зародилась в основании черепа и дальше не пошла.

— Нет. Задняя переборка всмятку, но...

— Хорошо. Рюкзак у тебя?

Она открыла рот ответить — и вспомнила два обуг­ленных кургана, таращившихся в небо.

— Сосредоточься, Лен. Рюкзак...

— Он не понадобится, Кен.

— Очень даже...

— Мы уже мертвы, Кен. — Она глубоко, отчаянно вздохнула. — У него орбитальная пушка, забыл? Он в любую секунду может... а мы ни хрена не...

— Слушай меня! — Лицо Кена вдруг приблизилось, как для поцелуя. — Если бы он хотел нас убить, мы бы уже были мертвы, поняла? Сомневаюсь, чтобы ему хо­телось сейчас подключаться к спутникам: он не рискнет открывать их шреддерам.

— Но он уже... импульс...

— Не с орбиты. Он, наверное, половину этажей в не­боскребе упаковал конденсаторами. Ахилл не хотел нас убивать. Только помять немножко. — Кен выбросил впе­ред руку. — Ну, где рюкзак?

Она покорно отдала. Кен поставил его на колено, порылся внутри.

«Он не хочет нас убивать». Лабин говорил это и рань­ше, выложил как часть рабочей гипотезы по пути из Торомильтона. По мнению Кларк, последние события ее не слишком поддерживали, особенно...

Что-то шевельнулось справа. Обернувшись, Кларк ах­нула — боль от движения мгновенно забылась. Сквозь пузырь колпака в нескольких сантиметрах от нее таращи­лась чудовищная морда: тяжелый черный клин, сплош­ные мышцы и кости. Маленькие темные глазки блестели в глубоких глазницах. Видение ухмылялось, скаля клыки в капкане челюстей.