— Если бы она хотела пообщаться, то наверняка бы управилась с кнопочкой вызова на своём телефоне, — съязвила я, включив внутреннюю стерву, до этого момента во всей красе просыпавшуюся лишь во время нашей лютой ненависти с Ивановым.

— Избавиться от неё? — тихо мурлыкнул он мне на ухо и лизнул мочку, отчего я мгновенно покрылась мурашками, еле удержавшись от того, чтобы совсем неприлично охнуть.

— Нет. Лучше ещё глинтвейна.

— Говорят, женский алкоголизм не лечится, — ехидно заметил Максим, жестом попросив Тёму наполнить нам ещё один стакан, а сам в это время тщательно подоткнул под нас края пледа, чтобы тот не сполз в самый неподходящий момент. И, например, не продемонстрировал всем присутствующим, насколько ему нравится моё воинственное настроение вкупе с постоянным ёрзанием у него на коленях.

— Так давай спиваться вместе? — игриво предложила я, намеренно устраиваясь на нём поудобнее. Вернее — на одной отдельно взятой его части.

— Ох, ну сам бы я никогда и ни за что, но разве можно тебе отказать? — улыбнулся он и потрепал меня по макушке, своими плавными и слегка заторможенными движениями вовсю продемонстрировав, что сегодня опьянение настигло его не многим позже, чем меня.

Я помню белые обои, чёрная посуда,

Нас в хрущёвке двое, кто мы и откуда?

Задвигаем шторы, кофеёк, плюшки стынут

Объясните теперь нам, вахтёры, почему я на ней так сдвинут?

Голос у Ярослава был красивый: низкий, с приятной хрипотцой, гармонично вливающейся в гитарные аккорды в исполнении Никиты. Для меня вообще стало шоком, что среди богатеньких избалованных деток, к коим так или иначе относились Максим и его братья, могут быть популярны вечерние посиделки с гитарой, а не тусовка в вип-ложе какого-нибудь пафосного ночного клуба. И это навевало лёгкую ностальгию по тем временам, когда Костя брал меня с собой на похожие квартирные встречи со своими друзьями, где мне тоже отводилась роль маленького домашнего цветочка, при котором все старались вести себя как паиньки.

Наверное, поэтому сейчас мне так хотелось хотя бы напиться, лишь бы показать всем — и самой себе в первую очередь — что я могу быть не только робкой, послушной и застенчивой отличницей, никогда не смевшей перечить собственным родителям и живущей в мире, где всё имеет исключительно розовые оттенки с радужными переливами. Ведь никакая я на самом деле не хорошая девочка, а просто запуганная, закомплексованная и неуверенная в себе настолько, что не решаюсь показать людям своё истинное лицо.

Не решалась. Пока Иванов бесцеремонно не ворвался в мою спокойно-унылую жизнь и не перевернул в ней всё вверх тормашками, вынудив меня сначала высунуть голову из-под своей толстой брони, а потом и нерешительно подставить ему уязвимое брюшко.

— И всё равно, Полина, я так удивлена увидеть тебя здесь! — защебетала Алина, стоило только Ярику вместе с Никитой уйти на кухню за последней порцией приготовленного глинтвейна. — Тебя ведь родители раньше вообще никуда без Кости не выпускали.

У меня аж дыхание перехватило на мгновение, как чётко и метко эта пиявка смогла попасть по самому наболевшему, словно читала мои мысли. Ладонь Максима тут же сильно сжалась на моём бедре, но я даже подумать не успела, пытается ли он таким образом меня успокоить или всё же хочет влезть в наш разговор и как следует поставить её на место.

Максим это умеет и любит, мне ли не знать. Его вспышки гнева раньше пугали меня настолько же сильно, насколько теперь начали возбуждать.

— Им пришлось пересмотреть свою позицию. Наверное, потому что Костя умер?

— Ой, Полина, я не то хотела сказать, — она быстро захлопала своими длинными чёрными ресницами, как обычно умело эксплуатируя образ святой невинности.

— Да забей, Алина, нетактичные вопросы как герпес — могут случиться с каждым, — весело заметил Артём и нарочито громко чокнулся с Мишей, впервые при мне прыснувшим от смеха.

Больше Алина голоса не подавала, что не могло не радовать, ведь алкоголь окончательно ударил мне в голову и в таком состоянии я могла бы сказать много того, о чём бы сильно жалела на следующее утро. Какой бы гадкой она мне ни казалась, это вовсе не являлось разумной причиной превращать отличный дружеский вечер в бабскую склоку и показывать себя конченой истеричкой.

Время тянулось издевательски медленно, а горячие и совсем обнаглевшие ладони Максима гладили мои бёдра и ягодицы, бесстыдно ныряли под свитер с футболкой, чтобы пальцами пробежаться по голому животу и очень многообещающе оттянуть в сторону резинку на леггинсах. Понятия не имею, как мне вообще удавалось сдерживаться, чтобы не застонать или не наброситься на него с поцелуями прямо здесь и сейчас; более того, сквозь хмельную дымку, затягивающую остатки разума, я пыталась убедиться, не видно ли остальным, что он творит под прикрытием пледа.

Особенно Алине, ведь мне не приходилось сомневаться, что она предпримет всё возможное, чтобы донести моим родителям о том, что вытворяет их примерная дочь.

И когда начавший клевать носом Миша уверенно объявил, что намерен отправиться спать, я готова была с радостно-благодарным визгом броситься ему на шею. Но вместо этого бросилась на Иванова, стоило нам только оказаться на той части лестницы, что не просматривалась из коридора первого этажа.

В его спальню мы буквально ввалились, пьяно хихикая и пытаясь справиться с одеждой друг друга слегка онемевшими пальцами. И пока он целовал меня страстно, жадно впивался сухими шершавыми губами с горьковато-пряным вкусом и настырно вторгался языком в глубь моего рта, я продолжала пьянеть всё сильнее, пальцами зарываясь в его волосы и откровенно постанывая.

— А я как раз назло Тёме стащил у него все презервативы, — радостно сообщил мне Максим, стоило нам на секунду оторваться друг от друга, чтобы щедро глотнуть воздуха. Его дурную, широкую и настолько обожаемую мной улыбку было видно даже в темноте, и я почему-то засмеялась, уткнувшись носом ему в плечо.

— Ты как маленький, — покачала головой я, крепко вцепившись в его талию, чтобы спастись от ощущения стремительно разъезжающегося под ногами пола. С задачей напиться я сегодня управилась просто на отлично!

— Это что ещё за гнусные намёки? — возмущённо воскликнул он и с поразительной для нашего состояния ловкостью и лёгкостью швырнул меня на кровать, тут же угрожающе нависнув сверху. — Я заставлю тебя взять свои слова обратно!

Он впился зубами мне в грудь прямо через футболку, и я дёргалась, извивалась и пыталась его отпихнуть, еле сдерживаясь, чтобы не завизжать от этих игривых, щекочущих лёгких покусываний. А потом он сомкнул губы вокруг затвердевшего соска и начал кружить по нему языком, отчего внезапно оказавшаяся такой грубой и шершавой на ощупь ткань тёрла и царапалась, вызывая странное удовольствие с болезненным послевкусием.

Уверена, что он самодовольно и победно ухмылялся, когда я расслабилась и обмякла под ним, обхватила его поясницу ногами, а шею — ладонями, не позволяя отстраниться, а сдавленные хихиканья перетекли в поверхностное и частое дыхание, за которым пока ещё получалось сдержать все остальные рвущиеся наружу громкие и пошлые звуки. И когда его пальцы подцепили край трусиков и потянули их вниз, я только послушно приподнялась, помогая ему, и сама сняла с себя футболку.