Дым черно-бурой тучей окутал Чигирин. Сквозь него проглядывало грозное кроваво-багровое солнце.

Атаки турок продолжались целый день. Тысячи янычаров, спахиев, ордынцев, размахивая саблями, с криками, с перекошенными от ярости и страха лицами, с пиками, знаменами, подбадриваемые завыванием зурн и грохотом барабанов, шли и шли на приступ. В полдень взлетела на воздух сторожевая башня Крымских ворот. Не обнаруженный вовремя подкоп причинил страшные разрушения в стене. Плотные колонны янычаров ринулись туда.

Второй взрыв потряс весь Нижний город. Разлетелась в прах часть стены на восточном, низком, берегу Тясмина. В пролом, как вода в половодье, хлынули четыре тысячи воинов Каплан-паши. За ними врывались все новые и новые турецкие отряды.

Комендантский дом – бывший дорошенковский больверк[169] – был разрушен прямым попаданием бомб. Комендант, окольничий Ржевский, душа обороны, все время находился со стрельцами на стенах. Заметив, что в пролом ринулись турки, он, во главе горстки воинов, бросился навстречу врагам, чтобы выбить их из крепости. Но вдруг впереди сверкнул огонь – и горячий осколок врезался ему в лицо. Залитый кровью, окольничий замертво упал наземь.

С этого момента защитники Нижнего города, не сумев отбросить атакующих и забить проломы в стенах мешками с землей, начали сдавать врагу одну улицу за другой. К вечеру стало ясно: Чигирин не удержать… И тогда случилось самое страшное: остатки стрелецких полков и полков сердюков покатились к Калиновому мосту. Их было немного, но, собранные в одном месте, они еще могли бы некоторое время сдерживать врага. Однако страх и безысходность уже овладели сердцами воинов. К тому же все командиры, в том числе комендант Ржевский, полковники Рубан и Коровка, были либо убиты, либо тяжело ранены. Сотни людей, утратив веру в то, что Чигирин еще можно отстоять, кинулись к мосту. За ними погнались янычары. Старый подгнивший мост не выдержал тяжести множества людей, их неудержимого бега – с треском развалился, погребая под своими обломками в глубине Тясмина тех, кто только что находился на нем. Крики отчаяния, ужаса раздались у моста! Люди прыгали в реку и пытались вплавь добраться до противоположного берега. Одним посчастливилось это сделать, другие, особенно раненые и те, кто не умел плавать, тонули на глубине. Но и это жуткое зрелище не могло остановить задних: страх перед янычарами был сильнее смерти в воде.

Гордон с уцелевшими воинами своей дивизии и сердюками полковника Коровки, перешедшими под его командование после ранения их командира, опасаясь окружения, оставили Верхний город и заперлись в замке. Наступили последние часы героической обороны Чигирина.

Воевода Ромодановский видел в подзорную трубу, какого мужества, каких усилий и крови стоило защитникам Чигирина с утра до ночи отбиваться от все новых и новых янычарских полков. Казалось, люди, которых к тому же было во много раз меньше, чем нападающих, не могли выдержать такого напряжения. Взлетали на воздух стены, рушились дома, взрывались, поднимая в небо черную землю, турецкие бомбы и мины, дым клубился, заволакивая все, как осенний туман… Но Чигирин не сдавался – стоял! Из замка то и дело гремели залпы пушек и гаковниц, трещали выстрелы мушкетов и тульских пищалей, на башнях развевались знамена: малиновое – казацкое, голубое, с ликом святого Георгия, – дивизии Гордона.

Вечером турки подтянули пушки – начали обстреливать замок. К воротам подвезли таран – и глухие удары, долетавшие даже за Тясмин, сотрясли могучие стены. Тысячи янычаров взбирались по крутой Каменной горе вверх, к замку.

Но Чигирин все же стоял!

Однако в сердце воеводы закралась неясная тревога. Она не уменьшилась и после того, как всюду, кроме Чигирина, прекратились бои и военачальники доложили, что все позиции удержаны. Следовало бы радоваться: выдержать и отбить такой бешеный натиск – это большая победа!.. Но откуда тревога? Неужели случилось несчастье с Андреем? Неужели хан обманул его, прислав гонца с известием о том, что он договорился с визирем об отсрочке казни Андрея? Неужели Кара-Мустафа исполнил свою страшную угрозу, и вот-вот явится черный гонец с кровавой торбой за плечами?

Нет, о сыне он перестал думать в полдень, то есть в час, назначенный визирем для сдачи города. До боли сжал зубы и заставил себя следить за ходом боя. «Все в руках Божьих, – прошептал он при этом. – Уповаю на тя, Господи!»

Ему стала понятной причина тревоги после приезда Самойловича, который рассказал о том, что хан совершил отчаянную попытку обойти левый фланг и ударить в тыл стрелецким и казацким полкам.

Тыл!

Вот что начало беспокоить воеводу с тех пор, как защитники Чигирина стали бежать из Нижнего города. Пока визирь Мустафа прилагал все усилия, чтобы овладеть Чигирином, пока половина его войска окружала город, можно было не беспокоиться о тыле. Но что будет, если Чигирин падет? Прежде всего султанский главнокомандующий и хан постараются отрезать московские и украинские войска от Днепра, перекрыть дороги для подвоза боеприпасов и продовольствия, а потом начнут постепенно сжимать тиски. Тем более что большой перевес в людях позволит им это сделать.

Вечерело, но было еще достаточно светло, чтобы видеть всю панораму Чигирина. Разоренный дотла город весь был в клубах дыма. Возле разрушенного моста несколько сот казаков и стрельцов сдерживают натиск врага, в то время как их товарищи вплавь перебираются через Тясмин. Без сомнения, янычары сбросят их в реку или уничтожат, и тогда крепость будет полностью окружена и отрезана от своих войск. Надо что-то предпринимать.

– Как думаешь, гетман, долго продержится крепость? – тихо спросил воевода.

– Думаю, недолго. Но главное сейчас не в крепости. Нужно думать о войске. Меня тревожит наша ненадежная позиция. Пока держался Чигирин, мы стояли прочно. А теперь…

– Да, теперь мы вынуждены отступить к Днепру, – продолжил его мысль боярин. – На Бужинских высотах, на наших старых позициях, мы сможем с успехом противостоять туркам!

– А крепость? Бог мой, неужели ты, боярин, надумал бросить ее на произвол судьбы? Там же много наших воинов!

– Людей надо вывести, а крепость взорвать. И сделать это немедленно, завтра будет поздно!..

– Тогда скорее шли гонца!

– Легко сказать! Вокруг крепости турки… Да если и проберется на гору, кто ему откроет ворота?

Гетман на миг задумался:

– Есть тайный ход. По нему проникнет…

Защитники крепости не заметили, как на землю опустился вечер. Луна еще не взошла, но на стенах было светло как днем. Кровавое зарево пожаров и огненных взрывов освещало все вокруг.

Бой не утихал ни на минуту. От ударов ядер, взрывов бомб, от пушечной пальбы, которую вели стрельцы и казаки, от рева тысяч глоток, скрежета сабель и свиста пуль над Каменной горой стоял неумолкающий гул. Дрожали стены крепости, содрогалась земля.