— Всё равно, — возразила Надя, — наши матери — родные сёстры. Нехорошо получается.

— Да что нехорошего? — его рука скользнула по бедру вверх. — Даже по закону мы имеем право пожениться. Можешь спросить у Глеба, если не веришь. Он в законах разбирается.

Надя подняла глаза:

— Это правда? Мы можем?.. — она не знала, как сформулировать. — Нам не запрещено любить друг друга?

Рафаэль захохотал на весь бассейн:

— Так тебя только родство смущает? Больше ничего?

Надя не понимала, на что намекал Рафаэль. На то, что он москвич, а она из деревни? На то, что он богатый, а она бедная? На то, что он красив, как принц из сказки, а она ни разу в жизни не делала настоящий салонный маникюр?

Голова кружилась, мысли путались. Пальцы Рафаэля добрались до трусиков, и Надя в испуге сжала ноги.

— Хочешь стать моей? — прошептал он, касаясь губами уха.

По всему телу побежали мурашки. Конечно, она хотела! А кто бы не хотел? Но разве можно согласиться на такое бесстыдное предложение? Любаша вон согласилась и сидит теперь в Юшкино со своим животом — опозоренная и никому не нужная.

— Рафаэль, я не хочу, как Любаша… Это же клеймо на всю жизнь. Прости, но мне нужны серьёзные отношения.

— Мне тоже нужны серьёзные отношения, — быстро ответил Рафаэль. — Я устал от одноразовых связей, меркантильных женщин и всего этого московского пафоса. Я давно мечтал встретить простую скромную девушку из деревни и сделать её счастливой.

— Правда? — удивилась Надя.

— Конечно, правда! Неужели ты думаешь, что я способен на ложь?

Они купались и загорали, пока солнце не скрылось за деревьями. По просьбе Рафаэля Нина принесла «гостевой» купальник, и Надя переоделась. Лифчик и трусики оказались слишком открытыми, — треугольнички на груди и крошечные бикини на завязках, — но Рафаэль оценил откровенный наряд:

— Какая красивая у тебя фигура! — воскликнул он.

Под его взглядами Надя расцветала. Никогда раньше на неё не смотрели с таким неприкрытым восхищением. Это пугало и пробуждало фантазию. Если им позволено быть не только братом и сестрой, но даже супругами, если они оба хотят серьёзных отношений, то почему бы не попробовать?

— Коктейль будешь? — спросил Рафаэль.

— Молочный? Буду!

— Не молочный, — рассмеялся он, — но тоже сладкий! Попрошу Нину сделать пина коладу со сливками. Тебе понравится.

Ей понравилось. Ничего вкуснее в своей жизни она не пила! Через пять минут в голове зашумело.

— Тут что-то алкогольное? — смеясь, спросила она. — Я чувствую себя такой безрассудной из-за этой пина… шоколады!

— Нет, конечно! Ты ещё маленькая для серьёзных напитков.

— Я уже взрослая! — возразила Надя. — Мне восемнадцать лет!

Покачиваясь, она встала с шезлонга и направилась к Рафаэлю. Полотенце упало с талии, но Надя не обратила внимания: перешагнула и пошла дальше. Сейчас ей было жарко и без полотенца. Она наклонилась к Рафаэлю и упёрлась ладонями в подлокотники.

— А ты? — спросила она кокетливо. — Ты хочешь, чтобы я стала твоей?

Она чувствовала себя опытной и неотразимой соблазнительницей. Все опасения улетучились, тревожные мысли о Любаше испарились.

— Надя, с тобой всё в порядке? — раздался сзади обеспокоенный голос.

Рафаэль подпрыгнул и сел на шезлонге. Надя обернулась, едва не упав. Дядя Глеб подхватил её за талию и помог восстановить равновесие:

— Ты что-то пила?

— Вкусный коктейль со сливками. Хотите попробовать?

Он перевёл недовольный взгляд на сына:

— Ты уже дома?

— Учёба закончилась раньше. А ты почему так рано?

— Заседание суда перенесли на завтра.

Отец и сын смотрели друг на друга так, словно ни на секунду не поверили в сказанные слова. Надя прыснула. Рафаэль солгал отцу: он не ездил на учёбу, он отсыпался после вчерашней вечеринки. Но и дядя Глеб мог соврать. Вдруг он вернулся не потому, что заседание перенесли, а потому, что хотел проверить, чем занимаются дети в его отсутствие?

— Я сказал что-то смешное? — спросил дядя.

Надя смутилась, ощутив острый укол стыда и чувства вины. Игриво-смешливое настроение слетело в один момент.

— Простите, я не хотела…

Не дослушав, он ушёл в дом.

* * *

Ужин проходил в молчании. Надя жевала розовую недожаренную говядину и размышляла, что произошло. Она ответила на флирт брата, а дядя их застал — и ему это не понравилось. Но почему? Он не хотел, чтобы сын сближался с двоюродной сестрой? Или дело в том, что она не подходила Рафаэлю? Или в чём-то другом? И почему она сама близко к сердцу приняла неудовольствие дяди? Разве она совершила что-то постыдное или запретное? Или дядя считал, что она на это способна, и пытался её предостеречь?

— Я бы хотел познакомить Надю с друзьями, — сказал Рафаэль. — Вы не против, если мы вечером уедем?

— Нет, конечно, — сказала тётя Поля. — Съездите в Москву, развейтесь, погуляйте. Погода замечательная.

— А тебе завтра на учёбу не надо? — спросил дядя, не поднимая глаз от тарелки. Нож ездил по фарфору с противным скрежещущим звуком.

Лицо Рафаэля на мгновение перекосилось, но он быстро взял себя в руки:

— Я просто пытаюсь сделать Надино пребывание в Москве более приятным. Мы пригласили человека в гости, а она сидит в домике для прислуги и ничего не видит.

— Я думаю, на сегодня ей хватит приятных впечатлений.

Это прозвучало категорично и по-тирански. Ещё утром дядя был добрым и понимающим человеком, а к вечеру превратился в Карабаса-Барабаса. Рафаэль так сильно сжал челюсти, что Надя испугалась за его зубы.

— А, может быть, ты её спросишь? Или она тоже не имеет права голоса?

«Тоже» — это он явно на себя намекал.

— Имеет, конечно, — ответил дядя Глеб. — Надя, что бы ты хотела посмотреть в Москве?

— Ну… — растерялась она, — Мавзолей? Зоопарк?

— Прекрасный выбор. А в музей декоративно-прикладного искусства не хочешь? Там наверняка полно пуговиц и пряжек.

— Очень хочу!

— А в музей моды?

— Конечно! — обрадовалась Надя против воли.

Подспудно она ощущала потребность занять сторону Рафаэля и объединиться против семейного тирана, но не могла вызвать в душе неприязни к дяде. Он оставался для неё загадкой. Никак не получалось определиться с чувствами: они колебались от детского восторга до гнетущей настороженности.

— Договорились, — сказал дядя. — Завтра я освобожусь пораньше, и мы съездим в музей. А Рафаэль пусть спокойно занимается учёбой, у него сессия на носу.