Звук идущего поезда нарастал. Теперь уже не было никакого сомнения в том, что он шел в сторону Новгорода. Вот из-за кромки леса показался паровоз, за ним – большой состав. Расстояние до заложенной взрывчатки быстро уменьшалось, и когда оно составило около десяти метров, Чернявский дернул за тягу. Огненная вспышка и мощный звук взрыва, затем треск и грохот летящего под откос вражеского эшелона – и сразу же, как продолжение, справа и слева отряд Кузнецова и группа Архипова тоже начали подрывать железнодорожное полотно и линии связи. Через несколько минут все стихло.

Отряд отошел от дороги километров на пять-шесть, был сделан привал. Мы немного перекусили и отдыхали. Очень хотелось спать. У всех промокли сапоги, так как в лесу было влажно, и многие переобувались, выжимали портянки. Федя Голиков связался со штабом и передал радиограмму об успешном выполнении отрядом боевого задания.

Позже наблюдатели доложили, что эшелон гитлеровцев состоял из восьми классных вагонов с солдатами и офицерами, двадцати двух вагонов с боеприпасами и одиннадцати вагонов с продовольствием и фуражом. Немцы сразу же мобилизовали население близлежащих деревень на восстановительные работы. Из Новгорода и Батецкой прибыли специальные поезда, чтобы как можно скорее восстановить движение на дороге и наладить связь.

Около девяти часов утра наш отряд в полном составе вышел в обратный путь. Сейчас мы продвигались быстрее, поскольку встречи с немцами нас теперь мало волновали. Ночью мы шли по дорогам, а днем – по лесу. Уже вечером 22 мая перешли Нехинское шоссе восточнее деревни Мыселка и приблизились к окраине Нетыльского болота. За эти дни лед на болоте, который был под водой, во многих местах растаял. Сначала мы пробовали идти по болоту, но вскоре убедились, что это невозможно: мы все время проваливались по колено, а то и глубже. Тогда было решено идти по берегу реки Луги, которая как раз берет свое начало в этих болотах и течет сперва по канаве, идущей с севера на юг. Берега канавы возвышались над болотом и были сухими, а потому мы сможем двигаться довольно быстро. Правда, не исключено, что немцы держат возле канавы свои секреты и засады, особенно около деревни Заболотье и на зимнике, идущем из Заболотья в Ушницы. Но медлить было нельзя, так как немцы наверняка уже организовали поиски нашего отряда.

Пятнадцать километров мы прошли четко и организованно. И когда впереди показалась знакомая рощица на восточном берегу озера Липово, все вздохнули с облегчением. Нам сразу же сообщили, что наперерез отряду двигалась группа карателей в количестве примерно двухсот человек, но перехватить нас они не успели – наши артиллеристы накрыли немцев своим огнем.

Довольные и усталые, мы разошлись по избам.

Через день к нам в отряд прибыл начальник оперативной группы Ленинградского штаба партизанского движения на Волховском фронте П. Р. Шевердалкин. Весь личный состав собрался на станции Рогавка. Нас ознакомили с первомайским приказом Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Также мы получили указание снова готовиться к выходу на задание. Когда собрание закончилось, бойцы и командиры нашего отряда все вместе сфотографировались.

Для того чтобы как можно быстрее обеспечить отряд всем необходимым перед очередным походом, командование направило нашу и еще одну группу – под командованием Юдина в штаб Волховского фронта за продуктами и боеприпасами. Нам предстояло со станции Рогавка пройти до прорыва у Мясного Бора, затем выйти через него и, переправившись через реку Волхов, добраться до деревни Новоселицы, где располагались нужные нам службы штаба.

Мы вышли в поход 26 мая, а 27-го утром подошли к Мясному Бору. Тогда под этим названием подразумевалась не сама станция Мясной Бор, находящаяся на железной дороге Новгород – Чудово, а перешеек в лесу километрах в шести северо-восточнее станции. По этому перешейку осуществлялось снабжение наших армейских подразделений и частей, вклинившихся почти на пятьдесят километров в расположение немецких войск. Мне дважды до этого приходилось бывать в этом месте, и сейчас я был поражен произошедшими переменами. Раньше здесь был густой сосновый лес, теперь же остались искромсанные снарядами обломки деревьев, из воронок торчали части телег, саней, машин, повсюду лежали тела убитых красноармейцев и партизан. Коридор, по которому снабжались наши войска, сузился уже до восьмисот метров и простреливался насквозь.

Станция Рогавка, май 1942 г. Верхний ряд, третий слева – Ф. А. Крюков

27 мая мы благополучно вышли из Мясного Бора и затем переправились через реку Волхов. В течение трех дней занимались комплектованием продуктов и боеприпасов для отряда, и когда 1 июня возвратились к Мясному Бору, то узнали, что немцам удалось 31 мая этот коридор перерезать. Наши войска оказались в окружении. И нам ничего не оставалось, как вернуться обратно. Сначала мы остановились в деревне Мытно, а потом перебрались в деревню Костово, где провели почти целый месяц. Через день ходили в штаб узнавать, есть ли какие-нибудь вести от нашего отряда. Но никаких известий не было.

Группа Юдина вскоре получила приказ отправиться на другое задание, а мы продолжали ждать свой отряд. Помогали местным жителям по хозяйству, время от времени ходили рыбачить на реку Мсту. Рыбу в то время все предпочитали ловить варварским методом – глушить при помощи взрывчатки и гранат. Боеприпасов достаточно, строгого контроля нет, а потому желающих быстро наловить рыбы было много. Ковенькин и Рыжов постоянно ворчали, что вот, мол, все люди как люди – наглушат рыбы и едят сколько хотят, а мы чего-то стесняемся. Уваров и я поначалу сопротивлялись, но потом поддались на их уговоры.

Для этого дела надо было раздобыть тол, и мы отправились в ближайший лес, где были еще не снятые минные поля. Но на месте мы обнаружили, что мины там натяжного действия, каждая из них состоит из двух 400-граммовых шашек тола и для усиления к ним привязаны куски металлических прутьев. Мины, видимо, были установлены нашими еще в начале зимы, так как проволочные тяги, прикрепленные к взрывателям, порядочно заржавели, а взрывчатка лежала на поверхности.

Перед тем как начать снимать мины, мы условились, что будем соблюдать осторожность, и после того как кто-нибудь из нас обнаружит мину, все останавливаются на месте, а я буду ее снимать. Все шло хорошо. Я снял несколько мин и Саша Уваров сказал, что этого нам хватит. Но Ковенькин, обнаружив следующую мину, уговорил нас снять еще парочку. Я присел на корточки и стал вынимать взрыватель из взрывчатки. И только я левой рукой положил взрывчатку на землю, как вдруг взорвался капсюль-детонатор, который я держал в правой руке. Оказывается, Ковенькин не устоял на месте и пошел, зацепив ногой тягу. Я получил множество осколочных ранений в руки, лицо и грудь. Кровь сильно сочилась из ран, и мне стало плохо. Уваров ругал Ковенькина за его неосторожность, но делать нечего, надо было срочно ехать в госпиталь.

Ребята вывели меня с минного поля и на попутной машине привезли в Новоселицы. После обработки ран меня отправили на лечение в Боровичи, где я пролежал в госпитале до конца июня. После лечения снова вернулся в Костово. К моей радости, наша группа все еще находилась там.