– Например, если он достанет базуку?

– Да, что-то вроде того.

Направив луч фонарика на отсеченную голову, Беттингер пошел по проходу. Половицы стонали под его ногами, а когда он приблизился, то увидел, что с кровью вокруг головы что-то не так.

Она была цвета кетчупа.

Детектив остановился и посмотрел через плечо.

Никого не было.

Жюль перевел взгляд вперед и направил луч фонарика на пол между отсеченной головой и своими ботинками. И увидел открытую газету. В отличие от старых влажных экземпляров на стойке эта все еще оставалась белой.

Беттингер опустился на колени перед газетой и отбросил ее в сторону. Внизу оказалась неглубокая дыра, в которой сверкнула нержавеющая сталь зубьев медвежьего капкана.

– Боже милостивый…

– Нашел что-то? – осведомился Доминик.

Его напарник посветил лучом фонарика вдоль прохода и увидел резиновую маску и коричневый парик. Внезапно он все понял: фальшивая голова должна была заманить злополучного полицейского следователя в медвежий капкан.

– Здесь не любят полицейских, верно? – спросил детектив.

– Кто-то оставил послание или еще что-то?

– Еще что-то.

Жюль сомневался, что некрофил вернулся на место преступления, чтобы устроить этот мерзкий сюрприз. Скорее всего, ловушка – дело рук кого-то из местных жителей, ненавидящего полицейских.

Беттингер снял с полки запечатанную банку и бросил ее в дыру. Стальные зубы сверкнули, пробив жесть; полилась кофейная гуща.

– Что за дерьмо? – спросил Доминик.

– Медвежий капкан.

– Ну, ничего себе… давно такого не видел. – В голосе великана слышалась ностальгия.

Глядя на устройство, способное изуродовать ногу, Жюль наконец понял, как сильно жители Виктори ненавидят систему и тех, кто ей служит.

Уильямс высунулся наружу.

– Мы нашли твой сучий медвежий капкан, ниггер!

– Зачем ты это крикнул? – спросил детектив.

– Он убегает.

– Значит, такова наша стратегия? – удивленно спросил Беттингер. – Эта штука могла отхватить мою ногу, а ты…

– Это не он поставил капкан – ниггер, который крутится рядом и никогда ничего не делает. Но ты не понял. Он сбежал. Его нет.

Тут только Жюль сообразил, что произошло.

– Значит, ловушек больше нет?

– Большой логичный коп наконец дождался «да».

Беттингер наступил на замерзшую лужу кетчупа и направился к заднему офису. Приблизившись, он осветил фонариком углы и обнаружил гнилые ящики, заплесневелые половицы и ржавые полки. Детектив продолжал изучать помещение до тех пор, пока не убедился, что неприятных сюрпризов больше не будет.

Затем Беттингер сжал рукой в перчатке дверную ручку и повернул ее. Заскрипел металл, щелкнула щеколда. Жюль осторожно приоткрыл дверь на долю дюйма, потом отступил к ближайшим полкам, взял банку с кофе и бросил ее в открывшуюся щель. Снаряд ударил в дерево, и дверь распахнулась.

– Полиция!

Беттингер быстро осветил фонариком внутреннее помещение, и комната показалась ему необитаемой. Он вошел и направил луч фонарика на бетонный пол, где обнаружил пару красновато-коричневых следов. Из высохшей крови торчали сотни бледных кусочков колен жертвы.

– Ты еще жив? – послышался далекий голос Доминика.

– Я на месте.

– Ищи большие черные следы. И носовой платок с инициалами.

Жюль отдал бы пятьдесят долларов за работающую электрическую лампочку и в десять раз больше за другого напарника.

Он достал нож, раскрыл лезвие и опустился на колени возле пятен. Затем внимательно изучил мелкие кусочки плоти жертвы и узкие белые осколки костей. Ничего нового Беттингер узнать не сумел.

Затем он встал и обошел улики. Все пятна шли параллельно, из чего следовало, что Элейн Джеймс не сопротивлялась во время изнасилования, совершённого на полу. Не исключено, что ее убили в другом месте, а сюда принесли для актов некрофилии.

Несмотря на то что детектив любил свою двенадцатилетнюю дочь не меньше, чем сына (а иногда и больше), расследования подобного рода вызывали у него сомнения: стоило ли женщинам появляться в мире, где полно чудовищ-мужчин?

– Нашел что-нибудь? – Из-за акустики магазинчика голос Доминика доносился словно из детской рации.

– Смотрю.

Жюль направил луч фонарика вдоль темной линии, где соединялись пол и стена. Что-то сверкнуло, и он опустил руку с фонариком, чтобы заглянуть в большую щель.

И увидел пару шевелящихся усиков.

Перед Беттингером предстал самый большой таракан из всех, что ему доводилось видеть – что было весьма примечательно, ведь он трижды побывал с женой и детьми во Флориде[8]. Детектив медленно приблизился к насекомому, которое и не собиралось отступать.

– Ты видел, что здесь произошло?

Усики зашевелились, точно брови мудреца, отвечающего на каждый вопрос, который ему задают, вопросом, не имеющим смысла.

Жюль отвернулся от насекомого и принялся тщательно изучать пол, пытаясь отыскать все, что могло не попасть на невнятные (и неполные) фотографии, сделанные на месте преступления. Холод стал быстро пробираться под его парку, и очень скоро он уже дрожал.

Взгляд, брошенный в углубление у стены, подтвердил, что происходящее все еще вызывало у таракана интерес.

– Я проголодался, – объявил Доминик напарнику, таракану и всему кварталу.

Беттингеру оставалось осмотреть совсем небольшой участок пола, когда он кое-что заметил. Детектив опустился на колени, чтобы изучить свою находку – в данном случае несколько пересекающихся царапин. Они выходили из центральной точки, находившейся чуть глубже, но все еще поверхностной. Не больше чем в двух футах от звездочки он разглядел вторую, очень на нее похожую. А потом повернулся направо и обнаружил еще одну группу таких же царапин.

Полицейский встал, отступил на шаг и снова посмотрел на свою находку. Вместе три звездочки образовывали идеальный равносторонний треугольник.

Он сообразил, что это означает, и на него накатила волна омерзения.

– Чертов штатив!

Полный отвращения детектив закончил осмотр магазина и вернул его в распоряжение владельца-таракана.

* * *

– Мерзавец снял кино? – спросил Доминик, направляя свой роскошный серебристый автомобиль на юг по Гансон-стрит. – Вроде фильма с настоящим убийством?