– Нет. – Дочь отпустила отца, села прямо и вытерла глаза. – Я не знаю, почему плачу. Они даже не со мной разговаривали.

– И что они говорили?

– Я не могу. – Девочка замотала головой. – Не могу сказать.

– Какого рода вещи?

Карен посмотрела на одеяло, скрывавшее ее ноги.

– Грязные.

– Сексуальные? – Это слово Беттингер никогда не произносил в присутствии двенадцатилетней дочери.

Девочка кивнула.

– Они говорили об этом во время ланча. Они сидели у меня за спиной… и… и… болтали о всяких вещах, которые делают черные девочки.

Ярость на мгновение парализовала детектива: он представил, как отвешивает пощечину маленьким белым светловолосым ублюдкам. Однако быстро направил гнев в черную пустоту, взял дочь за руки и откашлялся.

– Ты можешь сидеть во время ланча в другом месте? Подальше от тех мальчишек?

– Да. Там нет установленных мест.

– Тогда сядь где-нибудь еще. А если они последуют за тобой и будут повторять грязные вещи, скажи мне. – И вновь перед глазами Жюля возникли сцены насилия.

– Хорошо.

Детектив обнял дочь, стараясь не думать о трупе Элейн Джеймс.

– Мне их пристрелить?

– Пока нет.

– Беттингер! – Имя отразилось от белых стен участка и приземлилось внутри невероятно темного уха.

Выдыхая пар, в парке поверх блейзера, детектив из Аризоны поднялся из-за своего письменного стола, пересек участок и принес стальной стул к столу инспектора.

Зволински указал толстым пальцем на Доминика, который сел в дальней части кабинета.

– Капрал Уильямс выглядит не слишком довольным.

– Так и есть. – Жюль поморщился, когда его ягодицы коснулись холодного металла.

– Пусть остается в таком же настроении.

– Я буду стараться.

– Стоит ли тратить на дело Элейн Джеймс время полиции?

– Стоит.

– И как далеко ты продвинулся?

– В одиннадцать у нас будут результаты вскрытия, и мы допрашиваем проституток, поскольку она занималась этим ремеслом.

Могучие руки инспектора потерли пурпурный синяк, полученный утром во время боксерского поединка.

– В досье сказано, что она не работала.

– Да, она получала пособие – но это только верхушка айсберга. На самом деле она много чем занималась – не женщина, а артель.

– Есть какие-то мысли, кто может быть нашим некрофилом?

– Нет. Но он позаботился об уликах.

Брови Зволински поползли вверх.

– Как это?

– На месте преступления была камера.

– Мне нравится то, что вываливается из твоего рта.

Босс отпустил детектива, махнув рукой, выбившей этим утром два зуба.

* * *

Свет отражался от нержавеющей стали лезвий энтеротома[9], рассекавших пищевод и двенадцатиперстную кишку трупа. Через мгновение Мередит Вонг извлекла пурпурно-красный мешочек, находившийся между разрезанными трубами, положила его на лоток в форме почки и взяла скальпель.

Беттингер записывал вскрытие на видеокамеру, а Доминик набирал текстовое сообщение большими пальцами, которые выглядели слишком крупными для решения данной задачи.

Вонг проколола стенку желудка, ввела нижнюю часть лезвия энтеротома в образовавшееся отверстие и разрезала плоть, заскрипевшую как резина. Жуткий запах – смесь сыра и экскрементов – наполнил помещение, и детектив надел марлевую маску. Уильямс поморщился и отступил к дальней стене.

Коронер аккуратно вскрыла содержимое желудка, которое выглядело как грязная пеленка.

– Что это такое? – осведомился Жюль, указывая на нечто, похожее на зародыш.

При помощи зубастых хирургических щипцов Мередит достала непонятный предмет и приподняла его. Внимательный осмотр позволил определить, что это темно-коричневый кешью.

– Там есть еще что-то? – поинтересовался детектив.

Коронер продолжала изучать содержимое желудка.

– Вот это, – сказала она, вытаскивая еще один предмет.

В хирургических щипцах был зажат сморщенный перец чили.

– Выглядит как сычуаньская кухня.

Женщина-азиатка посмотрела на чернокожего Жюля.

– Моя жена ее очень любит, – пояснил тот.

– Жена? – Доминик оторвался от телефона. – Значит, существует женщина, которая не стала смеяться или стрелять в ответ на твое предложение руки и сердца?

Беттингер занялся изучением кешью и перца чили.

– Как долго они могли оставаться в желудке, прежде чем уйти вниз? Два часа?

– Перец и орехи перевариваются долго, – сказала Мередит Вонг, – в особенности если они плохо прожеваны, так что…

– Она была охоча глотать, – вмешался капрал.

– Заткнись, – сказал детектив, поворачиваясь к коронеру. – Каков возможно максимальный промежуток между последней трапезой и временем смерти? Три часа?

– Может быть. Но я думаю, что меньше.

Беттингер посмотрел на напарника.

– Составь список всех китайских ресторанов, находящихся на расстоянии менее трех миль от квартиры жертвы. И подчеркни те, где подают блюда сычуаньской кухни.

Большие пальцы нажали на кнопки еще несколько раз, и через мгновение Доминик поднял глаза.

– А есть разница между «сычуаньская» и «сычуанская»? – поинтересовался он.

– А есть разница между «Ханука»[10] и «Ханака»? – Последнее слово детектив произнес в нос.

– Только не надо прикидываться евреем, – буркнул великан-полицейский и внезапно увидел нечто интересное в телефоне. – Рядом с ее домом есть только один ресторан сычуаньской кухни – «Сычуаньский дракон».

– Вот туда мы с тобой и отправимся на ланч.

– Я предпочитаю суши.

Оставшаяся часть вскрытия не дала ничего интересного, так что в начале двенадцатого оба полицейских вышли из больницы и вернулись к серебристой машине. Десять минут спустя они уже ехали по Саммер-драйв в сторону китайского ресторана.

Рация на приборном щитке запищала. Доминик небрежно махнул рукой.

– Не отвечай.

– Это же полицейское радио.

– Такие звонки не для парней вроде нас.