Борис сделал было попытку протестовать, но полковникотмахнулся и продолжал:

– Как свойственно молодости, вы жаждете удовольствий,особенно после трех тяжелых лет, проведенных в России. А денег у вас на этонету. Таким образом, вы просто не можете не согласиться на мое предложение.

– Во-первых, вы еще не сделали этого предложения, аво-вторых, я почти догадываюсь, что вы хотите мне предложить – шпионить впользу англичан.

Борис произнес слово «шпионить» без всякого презрения, онвообще со вчерашнего дня находился в благодушном настроении – новые ботинки нежали, вымытое тело ощущало приятную свежесть белья, он только что вкусно поели, вдобавок, поймал на себе заинтересованный взгляд черноглазой итальяночки,сидевшей за кассой.

– М-м, это слово здесь не особенно подходит, но, в общем…я выполняю некоторые конфиденциальные поручения моего английского друга…

– Который, в свою очередь, выполняет некоторыеконфиденциальные поручения своего друга – английского министра по делам колонийУинстона Черчилля![1]

– Тише, тише, Борис Андреевич! Не нужно об этом кричать…В Турции сейчас делается большая мировая политика, здесь перекраивается картамира.

– Каким образом побежденная в Первой мировой войнеТурция может влиять на мировую политику?

– Ох, Борис Андреевич, как же вы в России от всегоотстали!

– Некогда было в политике разбираться, воевали, знаетели! – Борис не рассердился, просто решил не спускать Горецкому и оставлятьза собой последнее слово при каждом удобном случае.

Полковник нисколько не обиделся, он вообще здесь, вКонстантинополе, выглядел очень спокойным, как человек, принявший все важныедля себя решения и не испытывающий больше никаких колебаний. Этим он иотличался от большинства старших офицеров Русской армии, которые, несмотря натщательно напускаемый на себя бравый и деловой вид, были растеряны и думали обудущем с тревогой и содроганием.

Подошел хозяин ресторана Луиджи в белоснежном длинномфартуке, обтягивающем внушительных размеров живот, и поставил на стол бутылкукрасного вина. Открывая бутылку, он разразился длинной тирадой на своем языке.Борис невольно заулыбался, вслушиваясь в певучие звуки и наблюдая, как ловкодвигаются толстые волосатые руки Луиджи. Горецкий ответил хозяину по-итальянскии подвинул ему по столу пустой бокал. Тот налил и себе, отхлебнул, причмокнулгубами и удалился, выпустив на прощание оперную руладу.

Аркадий Петрович поправил пенсне, чокнулся с Борисом ипрофессорским голосом начал лекцию:

– Ну, голубчик, как бы вы там ни отстали, но проСеврский мирный договор-то уже, наверное, слышали.

– В некотором роде, – сухо согласился Борис.

– В августе этого 1920 года подписан в Севре мирныйдоговор между Англией, Францией, Италией, Грецией и еще несколькими странами содной стороны и султанской Турцией с другой. Смысл Севрского мира – разделтерритории бывшей Османской империи державами-победительницами в мировой войне.Территория Турции по этому договору сократилась в четыре раза, она лишилась нетолько всех своих прежних завоеваний, но отторгнута и часть исконно-турецкихземель. Сирия, Ливан, Палестина и Месопотамия в качестве подмандатныхтерриторий переданы Британии и Франции. Турция лишилась также владений наАравийском полуострове, от нее отторгнут Курдистан. Ей пришлось признатьанглийский протекторат над Египтом, а французский – над Тунисом и Марокко.Кроме того, Греции отдали всю Фракию, европейский берег Дарданелл, полуостровГаллиполи и Смирну. Но там все спорно, потому что идет война греков с турками,хотя по договору армию Турции должны были сократить до пятидесяти тысяччеловек, а флот – передать союзникам.

Горецкий закашлялся, отхлебнул вина, затем откинулся настуле и продолжил:

– Разумеется, такой кабальный договор окажетсянежизнеспособным. Дело в том, что еще до Первой мировой войны в Турции зрелонедовольство султанским правительством. Общество требовало перемен. Кстати, вамэто ничего не напоминает?

– Еще как напоминает, – вздохнул Борис, – унас в России тоже все газеты кричали: «Долой! Пусть сильнее грянет буря!» Вот идождались буревестников, чтоб их совсем…

– Да, вот у них в Турции возникло такое движение младотурок.И лидер появился – Мустафа Кемаль. И сейчас потихоньку у них происходитнационально-освободительная революция. И даже новое правительство сформировалив Анкаре. И оно не признало Севрский мир, так что перемены в Турции еще будут.

Борис потягивал терпкое вино и задумчиво поглядывал нахорошенькую девушку за кассой. Поймав его взгляд, она опустила черные глаза,отвернулась, но тут же поглядела снова и даже улыбнулась. Горецкий проследил,куда смотрит Борис, и недовольно нахмурился.

– Формально в Турции правит султан несуществующей ужеОсманской империи, Махмуд Шестой – совершенно незначительная фигура. Он взошелна престол в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году вместо отрекшегося брата.Правительство султана заключило союз с немцами, таким образом Турция ввязаласьв войну, где потеряла почти миллион человек и значительную часть территории!Это слишком много даже для по-восточному терпеливых турок. В стране зреетнедовольство. Султанское правительство доживает последние дни, дай Бог, чтобыпосле национально-освободительной революции не последовал переворот, как у насв России… Вы заметили, Борис Андреевич, что мы все время говорим – «у нас, вРоссии»? А ведь теперь это совсем не так. Нашей России не стало, процесс этотнеобратимый…

– Я согласен с вами, хоть Врангель и кричал войскам приэвакуации, что мы еще вернемся и победим. Все давно поняли, что он сам в это неверит.

– Оставим в стороне горькие слова, что если бы армию непродали и не предали генералы и союзники, мы бы победили. Об этом теперьспорить нечего. Я согласен, что союзники, в том числе, англичане, повели себяне лучшим образом. Они просчитались, потому что не знали России. Они думали,что большевики, не умея управлять, развалят страну, и народ, голодный и нищий,смиренно, как когда-то в девятом веке, попросит прийти варягов и руководить.Они слишком поздно поняли свою ошибку – Гражданская война закончилась, ибольшевики удержались у власти. Надо сказать, что Черчилль, которого я глубокоуважаю за бескомпромиссную позицию в отношении Советов, был против вывода войскинтервентов из России. Но Ллойд Джордж[2] задумал иную комбинацию.