Горецкий снова поднял бокал с вином и задумчиво посмотрелего на свет. Луиджи со своего места у стойки что-то крикнул ему и засмеялся.Полковник рассмеялся в ответ, выпил залпом вино, затем вытер белоснежнымплатком испарину на лбу и расстегнул верхнюю пуговицу на френче. Борис,приглядевшись к полковнику, с удивлением заметил, что он даже помолодел здесь,в Константинополе.

– Так я, с вашего разрешения, продолжу, – сказалГорецкий. – Итак, несмотря на безусловную победу на выборах в декабревосемнадцатого, популярность правительства Ллойд Джорджа стала падать к началудвадцатого. Ему приходится действовать заодно с французами, то есть с неистовымстарцем Клемансо,[3] а тот полон решимости наказать Германию, аследовательно, и Турцию, как ее союзницу, которые развязали мировую войну.

Союзники, конечно, вышли победителями из этого конфликта,однако их ресурсы исчерпаны, население стран изнурено и пало духом. Интервенцияв России, как я говорил, да вы и сами знаете, потерпела полный крах. И вотЛлойд Джордж на встрече Верховного военного совета Антанты предлагает снятьблокаду и возобновить торговые отношения с Центрсоюзом, то есть не с правительствомСоветов, а со стоящей вне политики коммерческой кооперативной организацией.Однако британские консерваторы – два члена кабинета, резко настроенные противбольшевизма – Керзон[4] и Черчилль, настаивают, чтобы ЛлойдДжордж не шел ни на какие дипломатические соглашения с Советами. И все жеперспектива заключения коммерческих контрактов, выгодных для британскойпромышленности, заставила Ллойд Джорджа пытаться достичь экономическогосоглашения с Советами.

– Вот как, – не удержался Борис. – Значит,пока мы воевали в Крыму, англичане уже договаривались с Советами! Торгашипроклятые! Дождутся, что и у них революция будет!

– Вряд ли, – усомнился Горецкий. – Народ вАнглии не тот, варварства в нем нету. И потом, отчего же вы не допускаете, чтогибкий политик Ллойд Джордж просто решил употребить в борьбе с большевикамидругое средство? Он надеется приручить Советы, достигнув с ними экономическогосоглашения. Мирное, так сказать, проникновение капитала в экономику России,должно способствовать перерождению Советов.

– А вы сами-то в это верите?

– Я – нет, – резко ответил Горецкий. – Я, каки Черчилль, считаю, что премьер-министр совершает большую ошибку. Но меня вданном случае никто не спрашивает. Так вот, переговоры продолжаются почти год,и надо полагать, в скором времени обе стороны подпишут торговое соглашение.Насколько я знаю, оно не содержит главного пункта, которого больше всегодомогаются Советы – пункта о юридическом признании, однако все понимают, чтозаключение соглашения будет означать, что Великобритания де-факто признаетСоветскую республику.

– Это конец, – вздохнул Борис. – ЗаВеликобританией потянутся другие страны. Мы потеряли Родину…

– Мы потеряли ее уже давно, – поправил егополковник. – Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. – Онпригладил свои поредевшие волосы и пошутил, глядя на давно требующие стрижкипышные светло-пепельные волосы Бориса: – Разумеется, ваших волос было бы болеежаль, чем моих. Так вот к чему я веду, – начал он, став серьезным. –Армия не может существовать отдельно от государства. Русская армия, как ранееДобровольческая, была создана для борьбы с врагами России. Той России большенет, стало быть, и армия ей не нужна. У большевиков есть своя собственнаяКрасная армия. Я принял решение и вышел в отставку. Больше я в армии не служу,никому не подчиняюсь и призываю вас принять и осуществить такое же решение.

– Но, однако… как-то скоропалительно… – растерялсяБорис.

– Голубчик, Борис Андреевич, вы вступали в армиюДеникина по велению сердца, чтобы защищать Россию! Что вам делать там сейчас?

– Но там будут платить какое-то содержание. Послушайте,мне ведь совершенно не на что жить! – рассердился Борис. – Работыздесь не найти, да и делать-то я толком ничего не умею. Кем я был до революции?Недоучившимся студентом-юристом.

– Мне это известно, – кивнул Горецкий. – Яхочу предложить вам работу.

– А сами-то вы кто?

– Я – частное лицо, никому не подчиняюсь, работаю отсебя. Платят мне англичане, а за что – я смогу рассказать, только если получуваше безоговорочное согласие работать вместе.

– Я должен подумать, – неуверенно пробормоталБорис. – Я так понимаю, что работа ваша связана с риском и опасностью дляжизни, как и все, чем вы занимались раньше, исключая то благословенное время,когда я имел удовольствие слушать в Петербурге ваши лекции по уголовномуправу, – Борис улыбнулся. – У меня ведь сестра… да еще Петр теперьтоже останется без средств к существованию. Потому что у меня сильнейшееподозрение, что пенсию инвалидам в Русской армии платить никто не собирается.

– Думаю, что это как-то организуется. Пенсия,разумеется, будет мизерная, но Варвара Андреевна – девушка умная итрудолюбивая, она найдет позже какую-нибудь работу, я со своей стороны сделаювсе возможное, чтобы ей в этом помочь.

Борис понял, что Горецкий сильно заинтересован в его помощи,раз даже обещает помочь сестре. Чтобы развеять его колебания, он готовпообещать, что обеспечит сестру и Петра в случае, если с Борисом что-нибудьслучится.

– Соглашайтесь, Борис Андреевич! – Горецкийсмотрел приветливо и серьезно. – Поверьте, в моем предложении нет никакогоподвоха. Просто мне нужен молодой, интересный, неглупый и расторопный человекдля выполнения некоторых деликатных поручений. Поручения эти – не все, номногие – будут связаны с дамским полом, у вас такие контакты всегда хорошополучались – дамы к вам благоволят. Уж не знаю отчего – то ли внешность у васрасполагающая, то ли секрет какой знаете, но качество это в нашей работе оченьи очень полезное. Мы с вами давно знакомы, я вам всегда доверял, несмотря нанекоторую натянутость наших отношений после разгрома Добровольческой армии вНовороссийске.

Против воли Борис покраснел. Он вспомнил, как обругалполковника Горецкого на французском миноносце, который подобрал их с Алымовым вморе. А ведь это Горецкий уговорил капитана подождать еще час.

– Подумайте до завтрашнего утра, БорисАндреевич, – Горецкий махнул рукой, подзывая Луиджи, – и небеспокойтесь о плате за обед, вы были моим гостем.

Ротмистр Хренов был пьян. В этом, собственно, не было ничегонеобычного – он был пьян всегда, когда удавалось раздобыть хоть немного денег.

Ротмистр Хренов сидел в грязном заведении под названием«Звезда сераля». Содержатель заведения, одесский еврей Соломон Лапидус, приехавв Константинополь, отпустил длинные янычарские усы, переименовался вСулеймана-ибн-Мусу, но по-прежнему торговал скверной водкой.