вполовину меньше стоило.

– Волшебное платье! – смеясь, говорит Акулина. – Повесила после стирки, а этот дурачок стырил и вздумал с ним сбежать. Уж не знаю, для чего на себя напялил. Только я-то знаю, что в моём платье далеко не убежишь, оно свою хозяйку за десять вёрст почует. И не отпустит.

Многозначительно это прозвучало, да только никто на эти слова внимания не обратил. Сунула Акулина ментам что-то в руки, поблагодарила сердечно, они продемонстрировав нам полицейский разворот по Торжокски и уехали. Остались мы одно с Хозяюшкой нашей. А она стоит как ни в чем не бывало, задумчиво на город смотрит, что остался якобы позади нас, из которого мы как бы вырвались сегодня, стоит и молчит. На нас ноль внимания. А уже явственно вечереет. Как будем домой-то добираться, волнует меня вопрос. Машинка-то наша опять заглохла, и судя по всему аккумулятор у неё сел, а за короткую поездку не успел как следует зарядиться. Но у Акулинушки свои планы на этот счет были.

Поглядела на нас задумчиво так, оценивающе. Колю явно выбрала.

– Ты первый! – говорит. – Садись.

И на асфальт указывает пальчиком.

– Как садиться? – убитым голосом переспрашивает брат. А я смотрю, губы-то у него опять серые, а взгляд потух совсем. Вот-вот в обморок свалится. Перебздел совсем мой братишка.

– На корачки, как же ещё! – издевается Акулина. – Или в детстве никого на загривке не катал? В казаки-разбойники не играли?

Вот оно что придумала наша барыня. Вот как, оказывается, поедем мы в её имение. На холопах своих решила прокатиться! Чтобы и нам урок был, как сбегать, не спросив разрешения, и чтобы весь город видел, как она на мужиках ездит верхом в буквальном смысле слова. Понятно…

Коля, смотрю, уже сломался окончательно. Садится и голову пригибает, чтобы этой стерве поудобнее было ему на шею сесть. Она и садится, а сама всё на меня победоносно так поглядывает, вот, мол, до чего ты довёл своего братца своим неумным побегом. Теперь я на вас покатаюсь всласть!

А в ней под сотню килограммов на минуточку вспомните! Колян аж охнул в первый момент, как встал с таким весом на плечах. Повёз её на себе, но я видел, что через сотню шагов он окончательно рухнет под ней и никакая колдовская сила не заставит подняться. Но повёз!

А я плетусь сзади, и понимаю, что если вот сейчас она его до инфаркта укатает, то виноват в смерти брата буду только я. С неё какой спрос, она же ведьма! Это её работа – морочить, мучить и губить людей. С ментами она, судя по всему, дружит, так что спишут всё на несчастный случай. А мне как с этим жить дальше?

Ладно, думаю, как только братан уставать начнет, я его подменю. Взрослый мужик, на мне пахать можно, если жене верить. Что я, не утащу на себе вздорную бабищу? К тому же я его подменю, он потом меня – так, глядишь, по очереди и побудем немного скакунами. Хотя какие нахер скакуны! Тяжеловозы мы получаемся.

Так дошли до горбатого моста. Я иду сзади, смотрю как прогибается Колина спина под тяжестью ведьминой задницы, как уже шататься стал мой братка и ноги у него заплетаются. Всё, думаю, мой выход. Народ тем временем вокруг на нас с изумлением смотрит – ничего себе картинка: баба на мужике катается, ножки свесила, погоняет его и нагло так улыбается! Оборачиваться стали, молодежь вообще прикалывается, на телефоны не то что фотографируют, а даже и видео, смотрю, снимают. Особенно молодые девчонки были в восторге. Все своих парней подначивали: а слабо тебе меня так покатать! Те смеялись, но больше никто нашему примеру вроде не последовал.

Хотя, думаю, девки такое запомнят и обязательно своих дожмут – катание на мальчиках в этом городе мы еще увидим.

А Акулина тем временем свернула под горбатый мост и решила срезать дорогу – повела нас через частный сектор, в сторону автовокзала. Тут я к ней со слезой во взоре и обращаюсь:

– Смилуйся, барыня, хочешь, прямо здесь запори до смерти, но позволь брата подменить – он с детства от физкультуры был освобожден, шумы в сердце у него рано обнаружили. Разреши мне тебя покатать. Тем более что это я его на побег подбил, с меня и спрос…

Она на меня сверху там надменно смотрит, еще и ногой в лицо пихает, отвали, мол, с дороги, не мешайся, холоп. Когда надо будет – повезешь.

Еще метров сто прошли, уже вокзал показался вдали. Опять на дорогу асфальтовую вышли. Коля еже валится с ног, того и гляди уронит барыню. Она это заметила, приказала остановиться. Он перед ней ни жив, ни мёртв стоит, еле с колен поднялся. А Акулина ему неожиданно в лицо плюнула и говорит презрительно:

– Слабак. А еще бежать собрался. Куда бы такой дохлый от меня сбежал бы? Впереди пойдёшь, чтобы я тебя видела. А то еще свалишься где-нибудь, ищи тебя потом…

Я обрадовался было, думал мне-то что, я и грузчиком по молодости работал, и стокилограммовые мешки таскал на плечах запросто. Ну присел также на корачки, усадил Хозяйку себе на горбину, встал, а чувствую, что колени так внезапно и очень неприятно захрустели. Но ничего, пошёл. Покачиваясь, правда, с непривычки, но пошёл!

До вокзала довёз ведьму сравнительно легко. Пот, правда, уже глаза заливает, в ушах молоточки стучат всё настойчивее, спина болит уже по-серьёзному, но иду, понимая, что эти минуты отдыха для брата ох как нужны сейчас. Что иначе она ему просто спину сломает, как Чингисхан любил своим подданным спины ломать – такая жуткая казнь была в Орде. Чувствую, как горячая жопа Хозяйки по мне елозит, как ляжками своими она мне голову сдавливает периодически – видимо снова сучка возбудилась от таких веселых сексуальных покатушек. А пуще всего её внимание окружающих заводит. Смотрю, а на нас уже практически все оборачиваются. А у вокзала, тем более, народ тасуется, кто на поезд, кто только что приехал. А тут такое бесплатное зрелище: барыня на холопах катается. Коля, кстати, перед нами идёт, весь такой понурый, еле ногами перебирает, как пьяный. Но я-то знаю, что это у него полный и окончательный упадок сил, что второго сеанса в качестве лошадки он просто не вытянет!

И потому везу эту сучку, везу, стараясь не глядеть в радостно ухмыляющиеся лица прохожих, везу, морщась от заливающего лицо горячего пота… И чувствую, что промежность у Акулины и правда взмокла от возбуждения. «Давай-давай!» –