Катерина и немецкий король Людвиг. Два бюста этой пары располагались неподалеку и, мне показалось, что в глазах русской царевны стояла невыразимая вековая тоска. Я представила как ей, наверное, не хватало русских полей, лесов и просторов. Но родителям было наплевать на ее чувства, надо было спасать страну от очередного дефолта, войны, или же путем смешения русской и немецкой крови улучшать генофонд.  Я вышла из часовни, и тотчас пошел снег. Белыми хлопьями он как-то совсем по-русски падал на ровные ряды виноградников покрывающие холмы, на еще полу зелёные деревья и  на мое лицо. Я машинально испугалась за косметику, но вспомнила, что, живя традициями другой страны уже два года как ей не пользовалась. Снег был откровением и, вернувшись домой, я на одном дыхании, не позволяя себе задуматься ни на секунду, позвонила в Аэрофлот, продиктовала номер кредитки мужа, который предварительно переписала еще месяц назад, собрала те немногочисленные вещи, что у меня были – на западе не принято сильно тратиться на одежду, – и написала записку. Разумеется, сплошные sorry, да и что я могла еще сказать…

Россия встретила метелью и потоком новостей – доллар растет, шахтеры бастуют, президенту выдвигают импичмент, прокурор опять развратничает, запад не дает кредит… Мама и плакала, и смялась одновременно. Но в общем, была счастлива, что я вернулась. Петренко распил со мной бутылку шнапса и тут же разбил ее о стену. Он усиленно делал вид, что у него произошли большие перемены – новая машина, работа, новая подруга. Даже показал фотографию какой-то девушки, но тут же швырнул ее об стену, вслед за немецкой бутылкой, и подняв меня на руки, отнес на кровать.

 -Завтра ты переезжаешь ко мне.

– Завтра не бывает, – заметила я , лениво потягиваясь. Оно встает на Востоке и до России не успевает доползти.

–И все же завтра мы будем вместе, – продолжал талдычить свое, ничего еще не знающий Петренко. Он-то не понимал, что мы давным-давно застряли в одном дне, как герой фильма «День сурка». Завтра он снова начнет орать – «Как ты могла продаться этому фашисту!!!», и я опять убегу от его грубых и унизительных слов, нежелания жениться и глупой ревности и мои шаги будут гулко долбить мост, укрытый темным покрывалом ночи. Но это будет завтра (или другое сегодня?), а сейчас, в данный миг я безумно счастлива.

ЗДРАВСТВУЙ, ПОСТ!

Масленица полыхала в парке ярким костром, от блинов подташнивало, да и водка уже давно просилась назад. Все, хватит, – решила Алена. – С завтрашнего дня – строгий пост. Ее муж Димон радостно поддержал эту идею и тут же немедленно выпил – за воздержание. В состоянии легкой эйфории, в светлом предчувствии новой, правильной жизни, они пришли домой и полезли в интернет, чтобы выяснить, что им с завтрашнего дня нельзя. Оказалось – нельзя ничего. Пока Алена зачитывала список допустимых к посту продуктов, Димон тоскливо смотрел в подсвеченную нежным светом глубь гигантского холодильника и понимал, что пришла пора прощаться.  Прощай свинка, буженинка, грудинка, колбаска печеная, салака копченая. Здравствуй, пост.

– Алена, ну давай хоть буженину доедим. Я ее два часа готовил.

Доели. Заодно Димон проглотил и рыбу. Он большой мужчина, под сто кило веса, ему необходимо было запасти жиров и углеводов впрок. Сорок дней голода, это вам не шутки.

– Блин, у меня же коньяк початый. Выдохнется за месяц. Кстати, сегодня еще можно, сегодня праздник. Зато потом – ни-ни. Только кашу без молока, бобы и горох.

Выпили коньяк, закусив красной икрой, оставшейся от «блинной недели». Еле прикончили банку. Алена была уже пьяна вдрызг, когда Димон попытался «врубить заднюю».

– Ален, а может, не будем поститься? Есть ведь заповедь – не навреди. А как тут не навредить себе,  если целый день на работе голодаешь. Гастрит легко можно заработать. Или язву желудка. Помнишь, прошлый раз я в прорубь полез. Все говорили – прыгай, вода святая, только здоровее станешь. Закалишься. А я потом две недели с бронхитом валялся, чуть не помер. Или Семенов. Его жена выставила на крещение сырую воду на балкон, мол,  и так станет святой, незачем в церкви в очереди стоять, когда ротовирус кругом бродит. А Семенов потом с поносом в больницу угодил. Тот же ротовирус и проглотил, только дома из банки. Дура, Машка, хоть бы кипяченую выставила. Может, ну его этот пост, нафиг. А, Аленушка?

– Не богохульничай, отрок. Грех сие, – пробормотала пьяная супруга и неуклюже завалилась на плиту.

Утром, болея с похмелья, Аленка убирала на кухне. Димон смылся на работу. Слава богу, греховный беспредел закончился, впереди снова забрезжила новая жизнь. Кухня после вчерашнего выглядела так, будто там пировали вражеские захватчики. Колбасные огрызки разной формы валялись на полу и там и сям. Судя по всему, Димон до последнего накидывался на сырокопченую палку, надеясь до утра ее уничтожить. С ужасом Алена обнаружила, что этот алкаш выпил также весь ее запас финского ликерчика, прибереженного для встреч с девчонками. А затем полирнул все это дело бутылкой вина, оставшейся после восьмого марта.

Весь день Алена давилась гречкой, а к вечеру явился бледный, как тень отца Гамлета, Димон. Шеф отпустил его с работы пораньше. Очевидно было, что спасет супруга только тарелка наваристого мясного бульона.

– Ну ничего, ничего – утешала Алена мужа, с радостью выбрасывая в мусорку полкастрюли гречки, в следующем году попостимся. Тем более Любка говорит, что ее с этого поста разнесло как корову.  Похудеешь тут как же, когда только каши одни с утра до ночи жрешь! Мне, кажется, я только за сегодня уже кило наела, точно. Пойду на весы встану.