Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я собираюсь как-нибудь сходить на раздачу книг, может, даже сниму там маленькое кино. А если бы писала рассказ, я бы закончила так.
В зале старого, потрепанного особняка на полу лежали книги. Они устилали ровным слоем потрескавшийся, когда-то чудесный мраморный пол так, что для того, чтобы пройти, приходилось передвигаться скачками. Люди скакали то там, то сям, пытаясь найти свои любимые книги среди гор никому ненужной литературы. Кругом все чихали. Облако книжной пыли полупрозрачной пеленой накрыло обшарпанный зал, превратив его в Хранилище Древности. Я, как и все прыгала и чихала, пробираясь к Чехову. У папы когда-то украли третий том. Долгое время полка выглядела как щербатый рот, а потом дырку в строгом ряду зеленых книг заткнул детектив Акунина. Я нашла третий том. На сотой странице стоял чей-то вензель. Не такой как был у нас, самодельный из резинки, а красивая печать с надписью – Коллекция №1.
ЗАВТРА НЕ ПРИДЕТ НИКОГДА
(1997 год)
Мы едем по извилистым горным дорогам, что на юге Германии, и фары то и дело выхватывают из темноты кресты с фигуркой Иисуса в натуральную величину человеческого роста. Возможно, они стоят для того, чтобы напоминать влюбленным парочкам, выползающим на рассвете из ровных рядов кукурузы о том, что они грешники. Хотя, о чем я говорю? Запад в большинстве своем давно перестал играть в эти романтические "кукурузные" игры и обзавелся для амурных встреч комфортабельным жильем с мохнатыми ковриками в стеклянных лоджиях. Скорее, эти фигурки установлены для того, чтобы проезжающие мимо водители ненароком вспоминали о том, что кроме всепоглощающего комфорта, о котором кричит здесь все – ванна с игрушечными рыбками, сортир с подогревом деревья в форме улиток и так до бесконечности, есть еще нечто другое, недоступные пониманию муки, кровь и гвозди.
Нести свой крест, сидя в белом мерседесе под музыку Ника Кейва легко и приятно. Дэвид прикуривает две сигареты и одну протягивает мне. Мы многозначительно дымим. Будущего мужа я подобрала в буквальном смысле на пыльной дороге, хотя и поговаривают, будто бы стоящие мужики там не валяются. Это случилось в одну из тех ночей, когда поссорившись со своим бой-френдом, который в буквальном смысле устраивал мне каждую неделю такой бой, что мне не позавидовала бы даже Айседора Дункан (та самая несчастная, которая, согласно воспоминаниям современников, во время потасовок с известным русским поэтом самозабвенно восклицала : Русская любовь! Это русская любовь!) я убежала в ночь. Спасаясь от столь экспрессивного выражения чувств, я очередной раз бороздила темень, которая поглотив меня бесконечными питерскими проходными дворами, выплюнула уже ближе к мосту , там, где мерцали слабые малочисленные фонари. Совершенно не ориентируясь на местности (что было замечено еще в школьные годы во время игры в зарницу, когда, ворвавшись в свой лагерь вместо вражеского я пыталась похитить флаг), я много раз плутала по этим дорогам, убегая от него навсегда, до тех пор, пока не запомнила одну – через мост. Транспорт уже не ходил, и мне предстояло пройти весь этот путь пешком. Тем не менее данная альтернатива выглядела для меня гораздо более привлекательной, нежели вероятность всю ночь выслушивать душераздирающие крики Петренко, подвергая к тому же опасности свою жизнь. Стоит отметить, что возлюбленный мой сочетал в себе все самое плохое, что только может уместиться в одном мужчине. Азиатская звериная ревность умудрялась сочетаться с редкостной практичностью и поиском личной выгоды во всем и вся. К примеру, как будущая жена я была совершенно ему невыгодна: надо ведь кормить и одевать, а как любовница я раздражала его своей независимостью и возможностью найти кого-то еще. Выбрать из двух зол меньшее он никак не мог и от этого бесновался, ревновал и равномерно вытягивал из меня все соки. Однажды в магазине я наблюдала сцену, когда маленький мальчик уселся на пол и стал орать, требуя, чтобы ему купили «хоть что-нибудь». Его гримасы были еще по-обезьяньи детскими, но в глазах уже отражалась настолько взрослая ярость и ненависть , что мне стало не по себе Его мама билась в истерике , уговаривая маленького строптивца подняться, но он не поддавался. В конце концов, она что-то ему купила. Вот так, бывало, всегда и у меня с Петренко: как только он хотел чего-то от меня добиться, то начинал орать, и я практически без боя сдавала свои позиции.
Мост гулко отстукивал мои шаги, когда впереди возник чей-то темный силуэт. Мне, честно говоря, стало не по себе от этого призрака посреди дороги, но присмотревшись, я обнаружила, что это всего-навсего заблудший алкаш, который перекинувшись через перила благополучно отправлял все съеденное накануне в Неву. С облегчением я потопала дальше, но вдруг "алкаш" застонал и как герой американских ужастиков, пожираемый мерзкими монстрами, протянул ко мне дрожащую руку и произнес: "Хелп ми…" на довольно приличном английском языке. Я немного помялась и решила подойти. "Алкаш" тут же повис у меня на руке и, дыхнув перегаром, в стиле светской беседы поинтересовался: Do you speak English? Я ответила, что да, немного. Тогда он стал тыкать мне в лицо бумажкой с адресом и повторять: пожалуйста, вызовите такси. Возраст иностранного алкоголика был совершенно неопределим, поскольку он весь зарос волосами как горилла. Но, в общем, вид был неагрессивный и в чем-то даже вызывал сострадание. Наверное, такое частенько случается с иностранцами после первого эксперимента с истинно русским напитком. Приобщаясь подобным образом к нашей национальной идее, они обычно не осознают насколько рискуют всем: деньгами, документами и даже жизнью. Ведь там, в мире всеобщего комфорта, где наперед все предусмотрено и застраховано, в случае любого инцидента пострадавшему будет выплачена приличная сумма… У нас же, страховаться никто не любит, скорее, впрочем, не из-за скаредности – плати, дескать неизвестно за что, а исходя из суеверных соображений – зачем кликать беду и выставлять свою собственную жизнь, как на аукционе? Еще прислушается кто-нибудь внимательный с небес и – пиши-пропало. А когда что-нибудь все-таки случиться, то сразу же выяснится, что страховавшая вас фирма, давно переквалифицировалась в армянское кафе, деньги обесценились, а банки разорились. За ту копейку, что, возможно, и предложат, пострадавшему еще придется с пеной у рта доказывать, что конфликт начался с того, что соседский доберман первым