ножом порезал ремни, и Гога бережно положил на кошмы бесчувственное тело Зайтуны. Губы ее были искусаны, голубые дуги обозначались под закрытыми глазами. Петр Андреевич расстегнул платье девушки и начал ей делать искусственное дыхание. Нескоро лицо приняло нормальный цвет, и она ровно задышала.

Когда Петр Андреевич и Гога вышли из юрты, все население аула высыпало на улицу. Башкиры собирались кучками, о чем-то шептались, но подходить к русским не осмеливались. В этом затерянном в необъятных степях башкирском ауле, где люди рождались и умирали, так и не увидев ничего, кроме степи, существовали свои укоренившиеся родовые традиции. О всяком событии в этой серой однообразной жизни, о всяком новом человеке годами сохранялись воспоминания.

Женщины со страхом и недоумением смотрели то на геологов, то на связанного владыку и, по-видимому, никак не могли понять, что происходит. Самым смелым и воинственным среди мужчин был худощавый башкир. Он начал кричать что-то своим односельчанам, и те по одному, группами понемногу окружали геологов.

— Что будешь делать с ним? — спросил худощавый башкир, показывая на связанного бая. При этих словах бай задрожал крупной дрожью.

— Судить будем!

Всем хотелось послушать, что скажут русские. В просторной юрте бая набилось столько народу, что нельзя было пошевельнуться. Только в самом центре осталось небольшое свободное пространство. Здесь на кошмах лежал весь перемотанный полотенцами Ракай, возле него примостилась Зайтуна. Башкиры задавали русским вопросы, и Петр Андреевич тут же переводил их геологам.

— А правда, что возле Шайтан-горы русские хотят строить большой аул?

— Правда! — улыбнувшись, ответил Петр Андреевич, — будем строить громадный аул, такого вы еще никогда не видели.

— И придет телега вся из железа?.. — несмело спросила Зайтуна, но на нее закричали и замахали руками. Нехорошо вмешиваться в разговор мужчин. Пусть слушает.

— А зачем такой большой аул? — поинтересовался кто-то.

— Наступает большая жизнь, нужен большой аул.

В первых рядах сидели старики с редкими светлыми бородами. Они не принимали участия в разговоре, но слушали внимательно. Один из них, с бесцветными слезящимися глазами, слегка кашлянул. Сразу же наступила тишина. «Вахаб, Вахаб», — как дуновение пронеслось среди присутствующих.

— Скажи, русский, — обратился Вахаб к Петру Андреевичу, — раньше был белый царь, он тоже обещал башкирам хорошую жизнь, потом пришел Колчак, он тоже обещал, разный губернатор, начальник все обещал, а башкиры ели травы и саис, платили большой ясак, шибко плохо жили. Ты тоже обещаешь. Как можно верить?.. В юрте стало так тихо, что все услышали, как урчит у кого-то в животе.

— Я ничего не обещал, Вахаб, и Советская власть ничего не обещает, новая власть предлагает вам самим строить свою жизнь. Прогоните баев, поделите их скот. Богатые — враги новой власти. Разве когда-нибудь царь или губернатор предлагал вам это?..

— Есть старая сказка, — заговорил Вахаб вместо ответа, — далеко отсюда, в башкирских горах растет из земли гора Яман-тау. Когда-то там жил великий и мудрый человек — Тагир. Он учил башкир дружной хорошей жизни, и женщины рожали много детей, а в горах паслись стада овец, бесчисленные, как звезды на небе. У Тагира был младший брат Бурсун, который завидовал ему. Он тоже хотел учить башкир, но Бурсун был жаден и двуязычен, и люди не слушались его советов. Тогда Бурсун связал спящего Тагира и отдал его на съедение горным орлам. Сам он нарядился в одежды Тагира, принял его лицо и наутро начал давать людям советы. Да советы его были так плохи, что люди стали ругаться между собой, обманывать друг друга. Наступило время неправды и лжи. Среди нашего народа до сих пор ходит молва, что не заклевали орлы Тагира. У этих горных птиц тоже была несправедливость, и Тагир научил их правильной жизни. Вот почему орлы никогда не дерутся между собой. Много веков башкиры уже разыскивают Тагира. Он жив, и они найдут его.

— У нас, у русских, тоже есть такая сказка, только конец у нее другой. Мы тоже долго искали своего Тагира и нашли его…

Старик поднял мутные глаза.

— У вас его тоже зовут Тагиром?

— Нет! У нас его зовут… Ленин.

Старый башкир опустил дрожащую от старости голову и длинными пальцами, похожими на засохшие коренья, задумчиво пощипывал свою редкую бороденку. В юрте тихо переговаривались мужчины, но, когда приподнялся Ракай, все стихло.

— Скажи, друг, говорят, что русские будут резать башкир. Зачем?

— А кто об этом говорил? Бай? Так вы не верьте этим плохим словам. Ваш Иштубай не хотел, чтобы дружили русские и башкиры, он не хотел, чтобы вы увидели новую жизнь. Вот скажи, Ракай, если ты встретишь меня в степи одного и безоружного, неужели убьешь?

— Нет, мы братья! — ответил немного смутившийся Ракай.

— Вот и давайте будем братьями, помогать друг другу, как хорошие добрые родственники.

В юрте поднялся оживленный говор.

— А как будет называться новый аул у Шайтан-горы? — громко спросила Зайтуна. На нее опять хотели закричать, однако вопрос оказался интересным. Петр Андреевич перевел вопрос геологам.

— Ну вот, Катюша, твой вопрос на повестке дня, — засмеялся Сергей. Петр Андреевич слегка нахмурил брови, но вдруг лицо его посветлело.

— Новый большой аул у Шайтан-горы, — сказал он так, чтобы слышали все, — будет называться Магнитогорск.

КОЗЛЕНОК

Сергей Пескарев пришел в копровый цех после десятилетки. Длинное помещение цеха с ферменной крышей и металлическими стенами встретило его оглушительным грохотом. Стояло марево от горячего шлака, взметались языки пламени и дыма, высоко над головой с ревом катались мостовые краны. Казалось, что механизмы без людей выполняют сложную работу. Немыслимо было представить, что здесь может находиться человек.

Сергею невольно вспомнились чьи-то предостерегающие слова: «Гляди, Пескарев! На горячем шлаке работать — не блины жарить».

Дождавшись конца смены, Сергей с удивлением смотрел на чумазых машинистов, собравшихся в конторке мастеров. Они были говорливы, шумно смеялись, обсуждая какого-то Дранкина. И тогда у Сергея родилось в душе чувство уважения и зависти к этим людям.

По первости было трудно. Пыль и соль от пота ели глаза и лицо. В голове стоял беспрерывный гул от сухого щелканья контактов, шума редукторов и скрежета катков.

Но так было свыше полугода назад. Сейчас цеховая «музыка» стала привычной, и Сергей полюбил ее. Привычной стала и работа в шлаковом отделении.

Сегодня Сергей работает с трех часов дня. До начала смены оставалось несколько свободных минут, и Сергей подошел к машинистам и такелажникам, сидящим возле электрощитовой будки. Здесь собрались в большинстве пожилые люди — старые опытные копровики. Некоторые из них с пренебрежением посматривают на новичков.