chitay-knigi.com » Приключения » Шайтан-гора - Константин Михайлович Нефедьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 15
Перейти на страницу:
нет продовольственных пунктов?

— Есть, доктор. Но пост, вблизи которого находился Глухов, оказался разграбленным голодными медведями. Непрерывная четырехнедельная пурга — явление редкое.

Хирург снял очки и долго протирал совершенно чистые стекла.

— Этот человек, — заговорил он после продолжительной паузы, — имея ничтожный запас продовольствия, боролся за свою жизнь свыше тридцати дней. Последние три дня он ничего не ел, и это на пятидесятиградусном морозе… И все-таки, он пощадил свою последнюю собаку и зачем-то тащил на себе мертвеца. Никак не могу понять, почему он его не похоронил…

— Да, это странно. Вчера на самолете прилетели жена и сын геолога Дубового. Сын покойного получил направление работать у нас. Хочет продолжать дело отца, раскрыть все тайны реки Холодной. Он и мать очень просят устроить свидание с Глуховым.

— Я знаю, они уже приходили. Пришлось отказать. Недельки через две подумаем, а сейчас ни в коем случае. Малейшее беспокойство, и Глухов погибнет.

Когда начальник почтового отделения взялся за ручку двери, хирург остановил его.

— Мы тут решили сделать небольшую подписку, чтобы на этом… Медвежьем когте поставить продовольственный пункт. Не могли бы и вы…

— Напрасно вы это сделали, не посоветовавшись с нами. На Медвежьем когте уже есть продовольственный пункт.

* * *

Ранней весной Андрей Степанович прощался со своими товарищами. Он перешел на пенсию и улетал на юг. До самолета нужно было километров тридцать проехать на собаках. Со всеми он уже простился, и каждый сказал ему свое доброе напутственное слово. Собаки с нетерпением рыли лапами снег, старались сдвинуть пригвожденные к месту нарты и яростно лаяли. «Скорее, хозяин, разве ты не видишь, что мы уже готовы», — точно говорили собачьи глаза. К Андрею Степановичу вдруг торопливо подошла женщина в меховой шубе.

— Я еще раз хотела с вами проститься, Андрей Степанович, — заговорила она, и по ее сухим морщинистым щекам покатились скупые слезы.

— Не надо, Вера Николаевна, не надо! — Секунду Андрей Степанович колебался и полез в нагрудный карман. В руках у него появилась старинная фотография.

— Чуть не забыл… Она была у Антона Лазаревича.

Лицо женщины посветлело.

— Когда он уходил в экспедицию, то всегда брал ее с собой. Говорил, что это его талисман. Незабываемая молодость! Иногда мне кажется, Андрей Степанович, что я знаю вас давным-давно, и мне всегда приятно думать о вас…

Андрей Степанович смотрел на Веру Николаевну и старался проглотить жесткий комок в горле. В глазах женщины уже прочно поселилась грусть, но они по-прежнему будили в нем волнующие чувства, куда-то звали…

— Прощайте, Вера… Николаевна! Вперед, Бурый!

ШАЙТАН-ГОРА

Посвящаю сестре Кате

У самого горизонта повисло солнце. В его прямых, как стрела, лучах дымится ковыль, искрится извилистая речка. Набежавший с реки ветерок далеко разносит блеянье овец, лай собак, крики пастухов. В густых облаках пыли мчится табун лошадей. Кони скачут в степь. Но вот из-за пригорка на низкорослом степном коне вылетел всадник. Полы рваного чекменя, как крылья раненой птицы, хлопают за его спиной. Неистово крутя над головой арканом, он вырывается наперерез табуну, и огненно-рыжий вожак начинает сворачивать к реке. Весь табун устремляется за ним.

— Улю-лю-лю! — протяжно кричит всадник.

— Улю-лю-лю! Ра-ка-а-й! — отвечает ему голос.

Распаленный погоней пастух Ракай сдерживает нетерпеливого коня. К нему на серой кобылице подъезжает пастух Азналл.

— Тор-р! Каратай!

— У тебя конь, как ветер, — говорит Азналл, с восхищением посматривая на тонкие ноги Каратая.

— А если бы табун ускакал в степь? Опять искать до утра?

— Ваа-а! — восклицает Азналл, — таким жягетам, как мы, что стоит догнать табун. — И он с такой силой натягивает поводья, что серая кобылица, до этого спокойно стоявшая, взвивается на дыбы и оседает на задние ноги. — Тхы-ы, шайтан!

— Джуляр! — взволнованно говорит Ракай, — таким жягетам, как мы, что стоит отведать плети Иштубая? — и он сердито смотрит на Азналла. Каратай с места делает прыжок и мчится к реке. Азналл скачет за ним. Огромное стадо овец движется за пригорком, и тучи стоящей в воздухе пыли указывают их след. Табун перешел на ровную рысь, и Ракай, объехав его, успокаивается. Солнце уже закатилось. Скоро аул. И сердце Ракая прыгает, как тушканчик. Старая Нурхан накормит его вкусными лепешками на козьем молоке, он вдоволь напьется душистого кумыса, и, быть может… он снова увидит Зайтуну. Может быть, она, как и в прошлый раз, выйдет подоить кобылиц, а сама убежит в степь, где ее будет ждать Ракай. Они сядут в кустах сочного шаморта, и он опять ей будет говорить, что ее черные бархатные глаза можно сравнить только с глазами молодого барашка. Ракай счастлив и не хочется сейчас думать ему, что он самый бедный пастух в ауле.

Азналл едет рядом и поет песню, которую сам и сочинил.

«Если злой юлбасар нападет на меня, я убью его!

Потому что я жягет.

Если звонкий сундугач сложит крылья и умрет,

Я возьму курай и продолжу его песню,

Потому что я жягет…»

В ауле, посмеиваясь, называют Азналла великим поэтом. Пусть смеются. Ракай любит песни друга — в них всегда хорошие слова. И Ракаю тоже хочется петь, он начинает подтягивать:

— И хотя я храбрый жягет, нет у меня ничего, кроме худой кошмы и двух баранов… — поет Азналл.

«…А у меня еще барашек Зайтуна… — подпевает Ракай, —

Пусть она из знатного рода тарханов,

Хозяйка неба и степи…

Она любит бедного пастуха».

Светло на душе у Ракая.

Вдали показывается аул. Серые остроконечные верхушки юрт рассыпались у извивов тихой Кизилки. Ее берега густо поросли черемушником. Табун, не дожидаясь понукания пастухов, скачет к реке. Нужно спешить. Не любит старый Иштубай, когда не вовремя приходят его табуны. Каждые три дня велит он сгонять табуны в аул, и жягеты Иштубая пересчитывают коней, ведут счет новорожденным ягнятам. Давно уже поговаривают старики, что хочет Иштубай перекочевать в другие степи, туда, где живут кайсаки. Может, это и правда? Но не хочет Ракай уходить из родной степи, любит он ее.

…Старая Нурхан разъеденными от дыма глазами смотрела, как сын снял седло, заботливо вытер полой чекменя потные бока коня, а потом легонько хлопнул тыльной стороной ладони по крупу. Пусть пасется в степи. Степь начиналась сразу возле юрты.

— Да хранит тебя аллах… — прошептала Нурхан сухими бескровными губами. Над аулом звенело неумолчное блеянье овец, ржанье недоеных кобылиц, визгливые голоса женщин. В пыли грызлись из-за кости

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 15
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности