тонов, в рыжую, вездесущею глину. И как-то становилось совсем тоскливо и муторно от приобщения к творчеству победителя Каннского кинофестиваля, если бы они смотрели этот фильм.

Они целовались, руками изучали тела друг друга, вихрями и молниями рождая в контактах желания и потенцию. Каждая мышца Олега, скрученная и растянутая на километры, сжигала килокалории, при этом вырабатывая мегаватты энергии, которая перетекала по жилам световыми потоками, к главной сейчас точке его организма. Он чувствовал себя хрущевской Царь-бомбой, заряженным энергией до самых век, готовым взорваться от неосторожных прикосновений, но чувствовалось, что Света именно на это и рассчитывала, когда нежной, поглаживающей рукой забралась к последнему, что его сдерживало. Он закрыл глаза, и его тут же унесло в самое приятное и всеохватывающие путешествие к взрывному финалу.

Что-то произошло. Вернее, ничего не происходило. На нем больше не было теплом скользящих рук и горячего дыхания Светы, с экрана лучистым потоком не неслись кадры провинциальной чернухи, а звук эхом не гремел, словами опьяненных сивухой мужиков. Он открыл глаза и понял, что они уже были открыты — вокруг антиматерией сгустилась чернота. Олег встал, и его снова притяжение, воспаленных неудовлетворенным желанием чресел вернуло в кресло.

— Света! — крикнул он в черноту и испугался, когда звук его голоса, отразившись от невидимой стены, вернулся неузнаваемым, исковерканным. — Ве-а!

— Ты где! — Преодолев себя, снова крикнул он в пространство, и ему вернулось. — Ы-де?

— Кто тут? — пробив холодным потом, грудь исторгла фальцет. На этот раз ему ничто не вернулось неверным, прожеванным эхом его голоса. Но зато ответили:

— Привет, Олег.

В словах было много спокойствия, уверенности и знакомого. Олег попытался вспомнить, но имя никак не хотело удариться языком о нёбо произношением.

— Ты вспомнишь меня, после того, как мы поговорим, — отгадал его попытки назвать незнакомца голос в темноте.

— Что тебе нужно? — Он хотел спросить другое. Хотел знать, какое отношение к произошедшему, к нему, к Олегу, имеет незнакомец. И вообще, почему в тот самый момент, такой долгожданный, начавшийся с лучшего утра, с солнца и неба, кончилось мраком, пустотой и разговором с хрен знает кем.

— Я хотел поговорить с тобой о желаниях и, конечно, о тебе самом. Почему о желаниях — имею право, именно я их исполнил и ты получил то, о чем мечтал. И будешь этим пользоваться, пока действительно не захочешь нового. А теперь, с твоего позволения, я порассуждаю.

Говоривший сделал паузу, видимо, настраиваясь, и продолжил:

— Нас делает нами не столько наши поступки, а то, что мы хотим, но не делаем. Я говорю о мечтах, о том, что кажется недостижимым и оттого невероятным. Отказываемся от себя самого, от будущего, которое предопределит судьбу другого человека, успешного. Отказываемся и выбрасываем в мусорное ведро наших несостоявшихся выборов. Тогда то, от чего отказались мы, подберет другой, для которого эта судьба станет легкой ношей, и он пройдет путь ментального двойника, взяв все, что выбросили мы. Через какое-то время все это забудется, и мы продолжаем жить в той реальности, которая, как сценарий, пишется нами для себя и для актеров, которые рядом. И все время, пока вокруг нас кто-то есть, все они пишут наш сценарий, подчиняясь общей логике. Неудачники. Они такие же, как и мы, отказались от мечты.

Он снова сделал паузу.

— Что всех нас объединяет? — продолжил невидимый незнакомец. — Эта компания боится выбора, страшится перемен, трудных решений, осуждения общества. Ей нужен парадокс — не вылететь в лузеры и не стать мегапопулярной, а все из-за страха последствий и негатива. Это выбор надолго, если не навсегда, он устраивает всех своим постоянством, очевидностью, предсказуемостью. — Незнакомец, судя по голосу, перешел в другое место, вместе с этим интонации рассуждений немного сменились. — С возрастом компания дробится интересами, обретая семьи, новых родственников, друзей. Но они не изменяют своему парадоксу, оставаясь со своей написанной судьбой, которая уже напоминает болото. Но болото не всегда значит, что плохо, и утверждение «это хорошо» получается оправдать. Болото очень сложно расшатать волной, в нем ничего не происходит, потому что тина достаточно тяжела и гасит в себе любые колебания. В таком болоте, как и везде, есть кто-то сверху и ему иногда видны звезды, и есть кто-то снизу, там спокойнее и сытнее. Так проходят годы, пока мимо нас не проходит тот, кто подобрал нашу выброшенную мечту. Он успешен, есть немец в гараже и «гуччи» в гардеробе, и он, узнав нас, говорит: «Привет».

Незнакомец снова сделал паузу.

— И тут мы оборачиваемся назад, в то время, когда были молоды, но видим не блестящий огнями высоток город, а зеленое, пузырящееся исторгнутыми газами умерших и умирающих «последних надежд» БОЛОТО. — Это слово незнакомец почти прокричал, с отвращением выплевывая буквы. — Кто тут виноват? Ответ очевиден — это всё ОНИ.

— Но при чём тут я? — крикнул в образовавшуюся паузу Олег.

— Ты действительно ни при чем. В твоем случае так сложились обстоятельства, которые не оставили просто выбора. Поэтому, стараясь что-то изменить, что неподвластно тебе самому, ты загадал желание, а я исполнил.

— Какое желание? — вопросом попытался скрыть своё смущение Олег. Он уже догадывался, о каком желании шла речь.

— Ты попросил отдать тебе Свету, и чтобы у вас всегда было как в первый раз. Хотя нет, ошибся — не у вас, у тебя.

— Ну и что! Что с того! Она не его должна быть, а моя! Я знаю это, потому что лучше его, я люблю её! Со мной и только со мной ей будет лучше! — сорвался на крик Олег. — К хренам всех её хахалей! Вот тут, здесь я хочу быть, с ней! Слышишь меня, Санта чертов! Верни мне её!

— А как же твоя другая мечта?

— К черту! К черту все остальное! Верни меня! Слышишь!

— Хорошо, — и с этим последним сказанным словом Олег узнал незнакомца. Этот голос принадлежал Игорю.

Политый асфальт шлепал и шуршал о покрышки проезжающих мимо машин. Автомобили были умыты и хромом улыбались, пуская солнечные зайчики самому лучшему утру, которое когда-либо было. Олег был счастлив и тоже улыбался в ответ зубами и брекетами бамперам и дискам, лощеным полированным бокам. Он зашел в цветочный ларек и выбрал самый дорогой букет роз, чем осчастливил невыспавшуюся продавщицу, заставив её глупо, по-детски улыбаться ему в ответ. А потом взял два билета