Есть две основные теории. Согласно первой, призраки – это души умерших людей, вернувшиеся в мир живых; согласно второй, призраки – исключительно психологический феномен. В наши дни главенствует всё же вторая теория. Впрочем, если явление относится к области психологии, это вовсе не значит, что оно ненастоящее. К примеру, воспоминания: они точно так же реальны, как камень, дерево или солнце. Хотя какой-нибудь нейробиолог мог бы пренебрежительно бросить, что воспоминания – всего лишь побочный продукт биологических процессов, эпифеномен, тем не менее такой подход не делает их менее реальными. Они существуют, только в другой парадигме восприятия.

Часто бывает, что художественный вымысел куда охотнее берётся за поиски ускользающей истины, чем наука. Так и в случае с призраками.

Первая по-настоящему психологическая повесть о призраках, «Поворот винта» Генри Джеймса, вышла в свет в 1898 году. Сюжет прост. После ряда событий гувернантка становится уверена, что два призрака (при жизни бывшие прислугой в том же доме, а также любовниками) пагубно влияют на детей, отданных под её опеку. Она пытается противостоять сверхъестественным силам, что в итоге приводит к трагедии.

Психологический элемент повести заключён в манере изложения: на протяжении всего повествования читатель не может с точностью сказать, действительно ли в доме обитали призраки или же всё дело в воображении гувернантки. Так и хочется прибегнуть к небольшому любительскому психоанализу. Возможно, между призраками и вытесненными сексуальными желаниями гувернантки есть какая-то связь? Если смотреть на повесть под таким углом, то Джеймс предстаёт провозвестником Фрейда, который полагал, что все случаи наблюдения сверхъестественного так или иначе связаны с вытесненными желаниями. Призраки – всего лишь образы, рисуемые бессознательным.

Психологическая повесть Джеймса о призраках будоражит даже современных читателей, потому что строится не на вере: нас не заставляют поверить в распоясавшихся мстительных духов, а лишь рассказывают историю о самоочевидной истине человеческого разума. Поэтому и призраки реальны – настолько, насколько реальны наши воспоминания и запретные желания.

Запретное желание Мевис совершенно очевидно. Она хотела заниматься любовью со своим мужем, и её бессознательное не рассматривало смерть как преграду.

Выяснилось, что Мевис видела призрак Джорджа не один раз. Через несколько недель наших бесед она уже свободно говорила на данную тему и рассказала, что видела мужа четыре или пять раз в спальне и два раза, когда была на улице.

– Я сидела на скамейке в парке, смотрю – а он под деревом стоит.

– Он выглядел… настоящим?

– Да, будто живой. В пальто.

– Как вы отреагировали?

– Я стала собирать вещи, чтоб подняться и подойти к нему, поговорить с ним. Но когда снова взглянула под дерево, Джорджа уже не было.

Видения такого рода неуловимы: моргнёшь, отвернёшься на миг или вдруг солнце выглянет из-за облака и бросит луч света – и вот уже призрак исчез.

– Где ещё вы видели Джорджа? – спросил я.

– На людной улочке, но он быстро затерялся в толпе.

Я решил, что тут она просто обозналась, уловив в ком-то схожие черты.

– Понятно… – кивнул я в ответ. – Хорошо.

Галлюцинациями называют ощущения, которые возникают при отсутствии внешнего раздражителя. Большинство галлюцинаций слуховые и визуальные, но бывают и те, которые затрагивают другие сенсорные модальности. На протяжении не одной сотни лет считалось, что галлюцинации – верный признак умственного помешательства и однозначный указатель на патологию. Но такой взгляд ошибочен.

То, что мы считаем объективной реальностью, – на самом деле своего рода компромисс: сенсорная система человека сталкивается с внешними раздражителями, которые затем интерпретируются. Глаза движутся каждую секунду, и у них есть слепые пятна, периферийное зрение чрезвычайно слабое, а образы, которые накладываются на сетчатку, малы и размыты. По идее, мы должны видеть окружающий мир как некую туманную, нестабильную картинку с оборванными краями и дырами посередине. Однако мы видим полную, чётко прорисованную панорамную картину мира. Всё потому, что, прежде чем визуальная информация доходит до сознательной части разума, она подвергается значительной обработке его бессознательной частью. Мозг заполняет пробелы, дорисовывает недостающие детали и выдвигает предположения. Такой процесс редактирования основывается на ожиданиях человека, его мотивациях и желаниях. Новоиспечённая мать, например, может постоянно принимать посторонние звуки за детский плач. Даже если в комнате тихо, ей всё равно может померещиться какой-то звук. Она будет встревоженно прислушиваться и спрашивать: «Ты слышал?»

Психолог-когнитивист Роджер Шепард говорил, что восприятие – это галлюцинация, диктуемая внешними факторами, а галлюцинация – это внутреннее отражение восприятия. Иными словами, окружающая нас реальность вовсе не объективна, а галлюцинации – не чистой воды выдумки.

Приблизительно 5 % взрослых людей видят галлюцинации, но ни разу не обращались за медицинской помощью. Он просто смиряются с фактом, что видят иллюзии, и продолжают вести себя как обычно. Скажу больше: треть американцев утверждает, что им когда-либо доводилось видеть ангелов. Такие подсчёты могу показаться слишком уж грубыми и завышенными, но на самом деле они полностью соотносятся с фактом, что примерно у трети детей есть воображаемые друзья.

Галлюцинация, которую переживала Мевис, довольно распространена и имеет собственное название – галлюцинация, связанная с утратой. Исследования показали, что 80 % людей, переживших утрату близкого человека, сообщают о подобных галлюцинациях. Поэтому подобные переживания можно считать скорее явлением обычным, а не чем-то из ряда вон выходящим. Если ваш возлюбленный или возлюбленная умрут прежде вас, вы, скорее всего, увидите их снова ещё до того, как последуете за ними.

Люди неохотно рассказывают о своих виде́ниях, связанных с утратой. Возможно потому, что такие явления слишком необычны и связаны с глубоко личными переживаниями – даже и не знаешь, как к ним подступиться. Нельзя же просто прийти и как нечего делать рассказать, что видишь уже почившего мужа или жену. Возможно, люди также боятся, что после таких разговоров их ждёт психиатрический диагноз.

Когда моя мать находилась при смерти, её рассудок уже не был ясным. Лёжа на больничной постели, она время от времени открывала глаза, но взгляд ни на чём не останавливался. Она лишь шептала: «Ой, ой, ой», – как если бы кто-то тыкал её острой палочкой. Тяжело было видеть её состояние. Так продолжалось всю ночь и утром. Но казалось, что она не испытывает боль, а скорее сильно встревожена.

Рядом со мной сидела мамина лучшая подруга.

– Она знает, что её ждёт. – Подруга заботливо положила ладонь на мою руку и продолжила: – У неё было много времени, чтобы подготовиться.

– Сомневаюсь, что человек может подготовиться к смерти, – ответил я. – К такому не подготовишься.