Принято считать, что если кто-то испытывает значительные психологические проблемы после утраты близкого человека (которые длятся более года), то он страдает от тяжёлого психического расстройства, вызванного горем, или, по-другому, устойчивого комплексного расстройства, связанного с переживанием утраты. Идея считать затянувшееся переживание утраты отклонением от нормы вызывает у меня серьёзные сомнения. У каждого человека свой темперамент и своя психологическая устойчивость, и каждый справляется с горем по-своему. Некоторым людям так и не удаётся смириться с потерей. Нет ничего удивительного в том, что подобная чудовищная травма может надолго выбить из колеи. Я бы отнёс длительные страдания по ушедшим скорее к свойствам человеческой натуры. Ставить диагнозы в подобных случаях – дело довольно сомнительное и надуманное.

Я открыл дверь, и передо мной предстала старушка: невысокого роста, чуть полноватая, с большим зонтом, раскрытым над головой. Цвет волос – под стать тучам, на лице – полное безразличие. Когда люди пребывают в глубокой депрессии, на их лице отображается не печаль, а опустошённость. Как если бы они уже не могли страдать и перенеслись жить в другой мир, где их никому не достать. Казалось, все эмоции Мевис онемели, но такое онемение сродни анестезии и может ввести в заблуждение. Онемение во время депрессии – та же боль, только проявляемая по-иному: точно так же вода превращается в лёд, как только температура падает. Данте знал, о чём говорил, когда описывал последний, девятый круг ада как ледяное озеро.

– Входите, – сказал я.

– А это куда? – она указала на зонтик.

– Можете оставить его в коридоре, если желаете, – ответил я, щупая батарею.

Старушка вошла, поставила раскрытый зонт на пол и последовала за мной в приёмную. Она совершенно не обратила внимания на разруху, царившую вокруг, на прожжённые сигаретами в ковре дырки и общую ветхость здания. Она села в облезлое кресло, которое отозвалось скрипом, сжала колени и посмотрела на меня. На ней были плиссированная блузка, просторный кардиган, тёмная юбка и серые шерстяные чулки. После официальных представлений я вкратце пересказал содержание сопроводительного письма и убедился, что Мевис понимает, зачем её направили ко мне.

– Не иду на поправку. Так он сказал, этот доктор Патель. – В её голосе сквозило раздражение. – Ну, с тех пор как Джордж умер. Так вот он – доктор Патель – решил, что мне надо с кем-то поговорить. Сказал, что беседа может помочь.

Психотерапия – занятие непростое, здесь полно различных подводных камней, и не всегда пациентам можно помочь, однако всегда есть шанс, пусть и небольшой, что лечение окажется успешным. Например, женщину с агорафобией можно убедить выйти из дома, а мужчину с обсессивно-компульсивным расстройством – научить противостоять своей мании. Но смерть необратима. Психотерапевт, взявшийся помогать в ситуации утраты близкого человека, может лишь сгладить углы: разговоры не смогут вернуть мёртвого в мир живых.

Мне было сложно найти с Мевис общий язык – слишком односложно отвечала она на вопросы. Но я не отступал и старался поддерживать разговор, побуждая её то словом, то жестом к развёрнутому ответу. Постепенно наша беседа сдвинулась с мёртвой точки и приобрела определённый ритм.

Мевис окончила школу, но дальше учиться не стала и довольно быстро вышла замуж. Её муж, Джордж, был почтальоном. После двух лет брака у них родился сын Терри. Всю свою жизнь Мевис была домохозяйкой и ни разу не задумывалась о возможности найти работу вне дома. Окончив школу, Терри пошёл работать на завод и в итоге стал начальником цеха. Сейчас ему было уже сорок с лишним лет, и он до сих пор жил в доме родителей. Я спросил Мевис, встречается ли её сын с кем-нибудь.

– Нет. Он совсем не ловелас.

– Вот как?

– Он любит деньги.

– Прошу прощения?

– Не хочет их ни с кем делить.

– А с вами делит?

Пожилые матери – превосходные домохозяйки, чьи услуги почти ничего не стоят.

– Он платит по-своему, – с нежностью ответила Мевис.

– А у него вообще когда-нибудь была подружка?

– В юности, а теперь уже давно никого нет.

Похоже, Терри не отличался ни бойкостью, ни щедростью. Его больше интересовали не люди, а машины.

– Всегда во дворе, – рассказывала Мевис, – возится со своим автомобилем. Постоянно что-то там чинит, переделывает – такое у него хобби.

Мне хотелось побольше разузнать о Джордже.

– Он не любил болтать. Приходил домой, ужинал, а потом мы вместе смотрели телевизор.

– А у вас были какие-то совместные увлечения?

– Увлечения?

– Да… дела, которыми вы занимались вместе.

– Ну, мы нечасто выходили из дома, если вы об этом. – Кажется, мой вопрос озадачил её, будто сама идея иметь совместные увлечения представлялась Мевис неслыханной диковинкой или чем-то подозрительным. – Иногда по субботам мы вместе ходили за покупками на рынок неподалёку. Но нечасто – обычно я закупала продукты в будние дни.

Я спросил об их друзьях и часто ли они ходили с ними куда-нибудь.

– У Джорджа было не так уж много друзей. Время от времени они встречались, чтоб пропустить стаканчик, да и всё.

– А что насчёт вас?

– Меня? – Она покачала головой. – Мне хватало мужа…

Мевис была одинока. Она постоянно думала о Джордже. Когда его не было рядом, жизнь для неё блёкла и становилась пустой. Она скучала по мужу, очень сильно скучала. Но всё же, когда Мевис говорила о Джордже, совершенно невозможно было понять, по чему именно она скучала. Я не мог понять, что лежало в основе их совместной жизни; у них не было тёплых совместных воспоминаний, с ними не происходили забавные случаи. А ещё казалось очень странным отношение Мевис к сыну. Черты лица и повадки ушедших людей продолжают жить в их детях. Если не стало отца, мать может найти утешение в улыбке сына, похожей на отцовскую. Мевис же рассказывала о сыне так, будто он и не сын вовсе, а просто квартирант.

С виду Мевис продолжала делать всё то же самое, что и раньше: убирала, готовила, стирала и гладила одежду Терри. Но теперь она справлялась с домашними хлопотами автоматически, как робот. Я спросил её, осталось ли что-нибудь, от чего она получает удовольствие. «От еды, – ответила она. – Время от времени я балую себя. Бисквитные пирожные, сгущёнка, фруктовый салат».

Ведение психотерапии с пожилыми пациентами – особенно теми, кому не посчастливилось получить высшее образование, – может стать серьёзным испытанием. Таким пациентам сложно выражать свои чувства: ведь им с детства говорили держать их при себе. Мышление уже не такое гибкое, и им трудно уловить абстрактные идеи. Именно поэтому мне было так сложно помочь Мевис. Но я ощущал нечто очень важное, что никак не мог нащупать.

Мы беседовали об одиночестве Мевис, и я спросил, чего ей больше всего недостаёт теперь, когда Джорджа нет рядом. Я решил спросить прямо, чтобы получить такой же прямой ответ.