Через каждые полмили два крестьянина с запасом дров наблюдали за приближающимися к острову кораблями; если они их видели, то должны были развести как можно больше огня. После захода солнца каждый часовой при появлении любого объекта был обязан развести костер и поддерживать его столько, сколько нужно, чтобы шестикратно прочесть «Отче наш»{93}.

Были также небольшие крепости, известные как башни Мартелло. Их начали строить корсиканцы в XV веке, а затем, на пике своего могущества — между 1530 и 1620 годами, сооружали генуэзцы для защиты портов и прибрежных деревень от частых набегов берберских корсаров и пиратов. Эти простые сооружения представляли собой хорошо укрепленные башни шириной в 12–15 м, часто с тяжелыми орудиями на плоской крыше. Позднее их стали строить британцы, а потом и по всему миру{94}. Сходные меры, включая оборонительные сооружения в портах, городах и деревнях, предпринимались для защиты прибрежного населения от очередных волн пиратов вокоу в Китае и Корее{95}. Укрепленные порты, города и деревни защищали жителей приморских районов Каролингской империи от викингов в Северном море.

A furore Normannorum libera nos, Domine — «Избави нас, Господи, от ярости норманнов»{96}. Этот средневековый антифон[15] показывает, как подверженные набегам викингов люди уповали на молитву перед лицом неумолимого продвижения скандинавов вглубь континентальной Европы. Нельзя сказать, что Каролинги ничего не предпринимали и не пытались выстроить мощные прибрежные укрепления для защиты от викингов. В действительности сам Карл Великий (император Запада с 800 года) осознавал серьезность этой угрозы и во второй половине своего долгого правления (768–814) периодически посещал побережье. Оборонительные меры включали создание флота для защиты устьев рек, впадающих в Северное море и Атлантический океан, а также строительство сети наблюдательных башен наряду с береговыми укреплениями{97}. Как свидетельствуют «Анналы королевства франков», в 800 году, «приблизительно в середине марта, когда вновь пришла весенняя оттепель, король, уйдя из Аахена, осмотрел берега Галльского океана. И в том самом море, которое тогда тревожилось норманнскими пиратами, он построил флот»{98}. Сын Карла, Людовик Благочестивый (годы правления: 813–840), также следил за тем, чтобы флот и береговые укрепления поддерживались в должном состоянии. Но как только внимание императоров переключилось на более насущные проблемы, их сложная система защиты побережья развалилась: местные феодалы сочли, что поддерживать ее без помощи империи слишком дорого и обременительно, тем более что они часто были втянуты в собственные междоусобицы, которые не позволяли им следить за морем. Неудивительно, что викинги могли появляться и исчезать, когда им заблагорассудится, грабить, разорять и сжигать любые крупные города, даже далеко отстоящие от моря, вроде Кёльна и Трира. Между 834 и 837 годами викинги регулярно нападали на важный фризский порт и центр торговли Дорестад в северной дельте Рейна — набеги эти были столь предсказуемы, что на четвертый год в «Бертинских анналах» встречается довольно язвительная запись о том, что норманны, как всегда, неожиданно напали на Фризию{99}.

Почему их никто не останавливал? Набегам в принципе трудно помешать: пираты сами выбирают время и место нападения и предсказать их передвижения сложно. Но повторяющееся из года в год разграбление важнейшего порта так просто не объяснить. Анналы намекают на эту проблему, излагая подробности расследования, начатого императором Людовиком после четвертого набега:

Император же, собрав общий сейм, после того как публично объявил розыск тех, кого некогда отправил в качестве начальников того самого поста. В результате того расследования стало ясно, что они, отчасти из-за невозможности, отчасти из-за их неверности не могли сопротивляться его врагам{100}.

В отсутствие твердой руки на побережье, отчасти по причине затяжных гражданских войн между Людовиком Благочестивым и его сыновьями Пипином I Аквитанским, Людовиком II Немецким и Лотарем I, викинги могли не сдерживать свою агрессию. Многократное разграбление Дорестада показывает также, что каролингский флот, созданный во времена Карла Великого, перестал быть эффективной боевой силой, если вообще когда-либо был ею. Император Людовик Благочестивый приказал подготовить новый флот, «чтобы безотлагательно преследовать их везде, где понадобится»{101}, но, если иметь в виду постоянные сообщения о набегах датских пиратов на Фризию, едва ли он оказался в этом успешнее своего отца.

После смерти Людовика в 840 году Каролингская империя распалась, и потенциальные преемники начали бороться за наследство. Затяжная гражданская война позволила викингам еще глубже проникнуть внутрь империи, не встретив организованного сопротивления. Лишь 860-е и 870-е годы дали измученным горожанам и селянам некоторую передышку. Установив прочный контроль над своей частью Каролингской империи, король Карл II Лысый перешел в отношении скандинавов к политике «кнута и пряника»: он откупался, когда силы противника были слишком велики для того, чтобы от них защититься, и вступал во временные союзы с отдельными вождями, чтобы перессорить их друг с другом. Вместе с тем он построил вдоль Сены и Луары сеть крепостей и укрепленных мостов, чтобы препятствовать судам викингов{102}. Однако после его смерти в 877 году новая гражданская война ослабила оборону империи. В 881 году флотилии викингов вернулись, некоторые из них прошли вверх по Рейну и напали, среди прочих городов, на Аахен, Кёльн и Трир{103}, другие же разгромили внутренние районы Франции столь основательно, что к 884 году «масштаб разрушений напоминал сцены театра военных действий современности»{104}. Если сравнить эти набеги викингов с тем, что они устраивали в Испании, сразу становится ясно, как велика роль целенаправленного и организованного сопротивления: в 844 году викингам удалось разграбить Лиссабон и Кадис, но хорошо подготовленная армия мусульман Кордовского эмирата решительно отбросила их от Севильи. Викинги вернулись в Средиземное море в 859–860 годах и не встретили серьезного отпора у французских и итальянских берегов, но вновь потерпели поражение от мусульманских ополчений на побережье Испании. Эта череда набегов была «самым отважным и масштабным предприятием викингов в Средиземноморье, но не завоевательной кампанией. Викинги были грабителями и мародерами, и в достижении своих целей полагались на скорость и неожиданность. Сталкиваясь с реальным сопротивлением, они быстро отступали в поиске более легких целей»{105}.

Из этих примеров видно, что чисто оборонительные и наземные меры борьбы с пиратами были обречены на поражение. Те, кому грозили набеги, оказывались в тупике: если первые разведывательные экспедиции оставались незамеченными, то беспорядочные разбойные нападения пиратов могли перерасти в крупномасштабные рейды, способные привести к гибели существующих государств. И все же защитить всю береговую линию от каждой атаки было невозможно: викинги и вокоу сами решали, когда и где нападать. Подобно викингам, вокоу могли без труда прорвать непрочные прибрежные укрепления и подняться дальше по главным рекам вроде Янцзы, Хуанхэ и по Великому каналу, соединяющему эти реки. Планировать долговременные меры против таких атак было