– А что страшно?

– То, что Карим меня непорядочной назвал. Всей своей родне.

– Ты что-то сделала? – схватилась за голову Аида.

– Я к нему домой ходила, когда никого не было, убирала там. Один раз меня его тётя застала с веником. Удивилась, что мы в квартире одни. Спросила, знают ли про это мои родители. Я и ответила, что просто зашла по просьбе Карима прибраться. А его тётя и говорит: не твоё это дело у Карима прибираться, он тебе пока никто…

– Правильно сказала, – прервала её Аида. – Кто тебя дёргал к нему ходить? Эта тётка всё и расстроила.

– Нет, нет, он сам решил. Сам. Потому что обманщик! – закричала Амишка.

– Извини, конечно, – осторожно вмешалась я, – он, конечно, последний негодник, но ты объясни. Неужели ты была с ним на квартире наедине, подметала там в халатике, а он к тебе даже не попытался пристать?

Амишка молчала, вытирая мокрое лицо подолом юбки.

– Может быть, – помогла Аида, – ты дала ему повод?

– Он сказал, что мы и так и так поженимся, – не глядя на нас, выдавила Амишка. – Что ему нет смысла меня обманывать, раз наши родители уже в курсе. Что наши отношения открытые, честные. Что он ни с кем так долго не встречался. Про любовь говорил. Что ему троюродную сестру предлагают, но он отказался, потому что я – его судьба. Ещё и кальян мне дал покурить. Сказал, что на молоке.

– А оказалось?

– На водке.

Сокрушённая собственным признанием, Амишка встала и захромала из комнаты. Видно, пока томилась, скорчившись на полу, отсидела ногу.

– Вот идиотка-а-а, – шёпотом выдохнула Аида, выпучивая глаза, – какая же идиотка!

Пустое любопытство сменилось во мне зудящей жалостью. Амишка, хоть и с детства избалованная семейным вниманием за голубые глаза, смоляные волосы, ровный носик и плавную походку, никогда не высокомерничала, не злословила и не строила козни. За это её и любила. И потом, какая другая легкоумная красавица на её месте не поддалась бы романтике? Этот её городской ухажёр Карим целый год бередил умы поселковым жителям показными выходками. То пришлёт пятьсот пятьдесят пять алых роз с запиской, то закажет трансляцию посвящённой Амишке песни по местному телевидению. Немудрено было потерять голову.

Я прошла вслед за брошенной подружкой в тёмную комнату, где та лежала ничком на большой кровати.

– Что будем делать? – неуверенно спросила я дрогнувшим голосом.

Аида пришагала к нам, гулко стуча по полу пятками, и твёрдо постановила:

– Только не смей зашиваться. Иншалла, встретишь парня – правду ему скажи.

– Да никого я больше не встречу, – сопела Амишка в подушку, задыхаясь от новых рыданий.

– Что значит, не встретишь? – загремела Аида, хотя, уверена, сама себе не верила. – Во-первых, Карима можно ещё вернуть. Напугать, к стенке припереть.

– Не надо! Он тогда всем расскажет!

– Он и так расскажет, – зачем-то ляпнула я, – раз уже трезвонит, что ты непорядочная.

Аида толкнула меня локтем, а сама присела рядом с Амишкой и давай её гладить по спине:

– Убиваться только не надо, Амишка. Парни разные бывают. Вот даже у нас в посёлке есть такие, которым наплевать, целка ты, не целка…

– Что ты врёшь, – надрывалась в плаче Амишка.

– Почему вру? Вот Русик, который за «железкой» живёт и на танго ходит.

– Фу-у-у-у! – не останавливалась Амишка.

– Смотри на неё, она же ещё и фукает! Хотя да, ты права. Люди говорят, этот Русик в Аллаха не верит. Но кроме него тоже есть модные, современные. Главное, зашиваться не надо.

– Почему? – оторвалась от подушки Амишка.

– Ну как. Во-первых, Карим может пойти и твоему новому жениху всё выболтать. Или запись показать. Он на трубку снимал?

– Я не знаю, – снова ударилась в слёзы Амишка.

– Ну допустим, не снимал и не выболтает. Тогда могут спалить врачи.

– Какие врачи?

– Ну вот так… Наша родственница в городе сына женила. Все довольны, месяц проходит, и тут встречает она знакомую, которая гинекологом работает. Знакомая стала поздравлять, выспрашивать, откуда взяли невестку, как зовут. И в разговоре выяснилось, что эта невестка – клиентка её собственная, приходила к ней на гименопластику. Ну родственница наша взбеленилась, побежала домой и невестку за волосы вышвырнула. Та ещё беременная оказалась, но ребёнка наши родственники не признали, потому что неизвестно ещё от кого.

– А родители её назад приняли? – полюбопытствовала я.

– Конечно, нет! Пришлось ей в Ростов ехать или в Астрахань, новую жизнь начинать.

Амишка лежала потерянная и разбитая. Уж её-то, домашнюю любимицу, сложно было представить вышибленной из уютной колеи, без друзей и знакомых.

– Вот бывают же некоторые, – произнесла она тихо и медленно, останавливаясь, чтобы сглотнуть подступающий к горлу комок, – как та проститутка Анжела. Гуляют себе, ездят голые в чужих машинах, пропадают в ночных клубах, а потом, как ни в чём не бывало, закроются и выскакивают второй или третьей женой…

– Ты закрытых по ней не суди, – нахмурилась Аида.

– Да я не об этом. Просто везёт таким наглым. А я что, я по любви ошиблась. Поверила…

Я тоже вспомнила Анжелу, дочку разведённой уборщицы, подрабатывавшей в поселковой тюрьме. О ней и вправду с восторгом судачил весь посёлок. По слухам, Анжелу ещё в юности соблазнил сам Халилбек, а после она пошла по рукам, совсем не стыдясь своего занятия. Я встречала её хохочущей то на утонувшем в грязи Проспекте, на заднем сиденье набитого молодцами автомобиля, то возвращающейся из города по главной дороге под улюлюканье всех встречных, почему-то пешком, в короткой юбке и с призывной улыбкой.

– А что, Анжела закрылась? – не удержалась я от вопроса.

– Да, – всхлипывала Амишка. – И какой-то важный взросляк взял её второй женой, приезжает к ней иногда.

– Не может быть! – Мысли у меня путались. – Может, и тебе закрыться?

– Патя! – разозлилась Аида. – Астауперулла[15], что ты такое говоришь! Если Амишка закроется, то не потому, что шалава Анжела так сделала.

Я услышала смех и вздрогнула. Амишка истошно фыркала, стучала ногами и руками по кровати. Сквозь смех она пыталась что-то выговорить, но мы ничего не могли различить. Аида снова сбегала за водой.

Бедняжка успокоилась на секунду – и снова разрыдалась.

– Что ты там бурчала? Перестань реветь и объясни. Мне же к ребёнку пора, – увещевала Аида.

– Я просто думаю, – снова зарылась в подушку Амишка, – что меня придётся насильно мужчинам впаривать, в довесок. Или как эту, помните, Сидратку.