– К какой ещё шахидке, папа? Просто к женщине в никабе, – поправила Сабрина.

– Просто женщин в никабе у нас не бывает, – ударил кулаком по столу Шахов, – они все – будущие террористки. Тем более эта. Чёрная вдова. У неё уже двух мужей в лесах уничтожили.

– Подождите, полковник залез к чёрной вдове в окно? Зачем? – оторвался Марат от тарелки.

– Ну, это ещё неизвестно, полез или нет, это всё наши болтуны раздувают.

– Полез, папа, ты знаешь, – снова вклинилась Сабрина. – Вытащил её на допрос, она с детьми была и с подругами… Вытащил, повёз в свой отдел и там…

Сабрина неожиданно прервалась.

– Речь идёт об изнасиловании, – докончила за неё жена Шахова.

– Ой, ой, ой, – завертелся на стуле Шахов, – нашлись тоже, правозащитницы. Да это ещё доказать надо, насиловал или нет. И даже если насиловал, может, она сама его склонила, чтобы скандал раздуть. Эти лесные вдовы хуже уличных женщин, на всех набрасываются.

– Папа! – сдвинула брови Сабрина.

– А что? Все только и знают, что ныть про беспредел полиции. А то, что мальчики из полиции героически погибают, защищая нас от бандиток в никабах? Бородатые только строят из себя мирных мусульман, овечками прикидываются, а сами!.. Что они умеют? Только болтаться вокруг мечетей и на государство жаловаться: «Тагут[16], Тагут, Тагут».

– А если есть причины? – не успокаивалась Сабрина.

– Причины они всегда из пальца высосут. Их, видите ли, похищают. Их, видите ли, избивают. Гранаты им подкидывают. Без вины пытают. И всё совершенно на ровном месте. Всего лишь за соблюдение шариата. Не смешите меня, пожалуйста.

– Вот вы вроде бы адвокат, – вдруг повернулась Сабрина к Марату, – а почему сидите в Москве и решаете всякие громкие дела ради денег вместо того, чтобы здесь, у себя в посёлке, защищать ущемлённые права прихожан?

– Прихожан?

– Полицейские то и дело избивают людей, которые ходят в оппозиционные мечети. Это по всей округе. Но у вас в посёлке – слишком часто.

– Мечеть «за железкой» – ваххабитская, – робко отбился Марат, не готовый к такой атаке.

– Что значит «ваххабитская»? Это словечко из новостей. Сразу видно, в Москве живёте. Они не ваххабиты, они ищут истину. А настоящие бандиты – в министерствах. Хорошо, хоть одного посадили. Надеюсь, этого Халилбека никогда не выпустят!

– Сабрина, – одёрнула дочь жена Шахова.

– Между прочим, Халилбек как раз помогал твоим ищущим истину, даже денег на мечеть дал, – съязвил Марат.

– Вёл двойную игру, и нашим и вашим. Слишком хитрый, – не смутилась Сабрина.

– Что ты такое тут несёшь, букашка? – как будто только сейчас очнулся Шахов.

– Ну, дети часто заблуждаются, – затараторила мать Марата, видно, пытаясь рассеять витающий в воздухе порох. – Насчёт Халилбека абсолютно согласна, тот ещё лис. Построил в посёлке игровые лохотроны, представляете? И Асельдеру, он с ним общался когда-то, не дал продать очень выгодные ценные бумаги. Другие разжились, а мы на бобах.

– Мама! – начал вскипать Марат. – Халилбека в серийных убийствах обвиняют, в масштабной коррупции, а ты снова об этих акциях и казино!

Шахов вскочил со стула и размашисто заходил.

– Вот растил, растил дочку, ни в чём не отказывал, а теперь она мне заявляет, что эти дуры в никабах – правы, а её отец, у которого тридцать медалей, причём не купленных, а самых настоящих, – не прав!

– Не нервничай так, садись, сейчас чаю с пирогом выпьем, – подала спокойный голос жена Шахова.

– Не перебивай, – фыркнул Шахов. – Вот скажи, Сабрина, кто в этой истории поставит точку?

– Надеюсь, справедливость, – с достоинством ответила та.

– Нет, сам Халилбек и поставит точку! Он мне всегда говорил: «Всё в точке, товарищ Шахов, в одной точке!»

– Какая же пурга, – пробормотала чуть слышно Сабрина.

– Вот! – ликующе ткнул в неё пальцем Шахов. – Смотри, Марат. Отец ей умные вещи втолковывает, а она сидит и под нос бубнит! И всем женихам отказывает!

– Ну-у-у, у такой красавицы от женихов отбоя нет, я уверена, – вставила мать Марата.

– Скоро постареет и все женихи закончатся. Пускай тогда надевает никаб и идёт в лес к своим друзьям, там она очень быстро мужа найдёт. И даже не одного! – распалился Шахов.

– Астауперулла, – испугалась мать Марата.

– Что ты такое говоришь, а? – Жена Шахова тряхнула короткой копной волос и вышла на кухню за пирогом. Мать Марата, распрямив и пригладив юбку тяжёлыми ладонями, пошла следом.

Марат встал, как бы разминая ноги, и пошёл вдоль стены, разглядывая висящие там в рамочках похвальные грамоты.

– Твои, школьные? – спросил он Сабрину.

Та не отвечала.

– Тебя спрашивают, – заметил дочери Шахов.

– Разве не ясно, что мои? – процедила Сабрина, ни на кого не глядя. – Я вообще-то сто раз их со стенки снимала, а мама снова развешивает. Чего она добивается? Ещё бы курсовые мои прилепила, чтобы шлялись, глазели.

– Посмотри на неё, Марат! – покраснел Шахов. – Как она разговаривает? Йо[17], тобой мать гордится, поэтому и развесила. В лучшую школу тебя отдавали, репетиторов нанимали, с университетом помогли, в интернатуру устроили. Разве я мог мечтать о такой жизни? Я с двенадцати лет работал!

– Хватит меня этим дразнить, папа.

– Отец пока в театр не устроился, мы жили в селе. Я утром – в колхозе, днём – в школе, вечером – в саду, в мастерской. Дядя сидел, времена были трудные, отца в партию не принимали.

– Хватит, хватит, тысячу раз слышали!

– А тебя мать разбаловала!

– Что ты опять за критику взялся? – рассердилась жена Шахова, входя в зал с пирогом. Следом семенила мать Марата с подносом и чашками.

– А потому взялся, – продолжал браниться Шахов, – что твоя дочь гостям чай не подаёт. Сидит, с отцом пререкается. Хадижа, садись. Пускай Сабрина сама обслужит.

– Да мне не трудно, что ты, что ты, – заквохтала мать Марата. – Сабриночка ещё успеет столы понакрывать. Выйдет замуж – сама будет пиры закатывать.

– Не смеши меня! Да муж её на следующий же день из дома вышибет!

– Что ты! – наконец потеряла спокойствие жена Шахова. – Зачем ты собственную дочь при гостях позоришь? Совсем на пенсии голову потерял!