И Питер помчался по тротуару мимо предательского банка и забежал в первый же переулок. Данбар поспешил за ним, но стоило им свернуть за угол и оказаться на Миаруотер-лейн, он взмолился сбавить скорость.

– Ладно, – ответил Питер, – не торопитесь, но держите путь все время к озеру, по склону холма. Машина тут не проедет, там дальше тупик, а я пойду вперед и посмотрю, можно ли выбраться отсюда пехом. Если нас сцапают, это будет настоящий праздник для сестры Робертс, которая выпустит в нас стрелы с транквилизаторами через раскрытое окно фургона.

– Прошу тебя, не говори так! – взмолился Данбар. – Это слишком наглядно.

– Не беспокойтесь, старичок, – успокоил его Питер. – Мы найдем выход. Может быть, нам придется вернуться обратно в «Кингз-Хед» по мелководью, тогда мы снимем пару номеров на ночь. Им не придет в голову искать нас там, коль скоро они уже один раз ушли оттуда несолоно хлебавши.

Прежде чем Данбар успел высказать разумные сомнения по поводу этого плана, Питер сделал спринтерский рывок по переулку, отправившись на поисковую миссию. Ни у кого из них не было мобильного. Телефон Данбара погиб под колесами лондонского автобуса. А Питер, после всех его упорных попыток бегства, был насильно лишен своего с условием, что ему разрешат остаться в Медоумиде, что, в свою очередь, было условием продолжения сериала «Многоликий Питер Уокер». Если бы у Данбара был телефон, он бы сразу вызвал такси. Он даже точно запомнил свое местонахождение: на Миаруотер-лейн в Пламдейле. Он, может быть, и не быстрый, но практичный и сильный, как бык. Он всегда проводил часть зимы в Канаде, бегая кросс на лыжах, а часть лета – в Канаде, делая дальние заплывы в собственном озере, которое было куда больше, чем озеро, виднеющееся в конце переулка.

– Генри! Сюда! – крикнул Питер, выбежав из небольших ворот справа от Данбара. – Быстро! Нам надо скрыться из виду до того, как наши тюремщики объявятся в этом переулке.

Данбар бросился в ворота и потрусил по тропинке следом за своим торжествующим приятелем.

– Все просто великолепно! – восклицал Питер. – Я тут нашел большую пластиковую карту местности на столбе: мы сейчас находимся на общественной тропе, окаймляющей озеро. Нас тут никогда не найдут. Тропа бежит по лесу, и у нее масса боковых ответвлений. Если двигаться в направлении гор, нас точно заметят, но если у противоположного края озера мы взберемся вверх к перевалу, мы окажемся в соседней долине.

Данбар коротко хрюкнул, выразив согласие. Широко шагая, он поймал ритм, позволивший ему сберечь силы, и не позволял себе отвлекаться на раздумья вслух и от своей цели: добраться до Лондона и вернуть себе контроль над «Трастом». Его тело обрело здоровье, которое в последнее время покинуло остальные части его существа. Он ощущал упрямую собранность мышц и предельную сосредоточенность ума, обретенную благодаря целеустремленности. Вот что ему требовалось, чтобы преодолеть чувство… чего? Но об этом не надо думать! – ибо тогда уж не остановишься. Он не должен об этом думать, но надо же думать о чем-то, чтобы знать, о чем ты не думаешь! Всю свою жизнь он концентрировался, как может сказать обыватель, сосредотачивался, а склонный к психологии скажет: фиксировался на чем-то одном: на сделке, на слиянии, иногда на женщине – не задумываясь почему; просто это казалось неизбежным, непреодолимым, самоочевидным, но теперь-то он понял почему. Он был как пес, прыгающий в воду за палкой, или как ястреб, камнем падающий с неба, чтобы схватить когтями воробышка, потому что альтернативой всегда была стремительно надвигающаяся пустота без направлений, без точки назначения. О боже, он не хотел об этом думать! Разве он не сказал, что не желает об этом думать? Почему никто не обращает внимания на его указания? Все его четыре секретарши не сидят на месте, небось, делают маникюр, а он вынужден орать в телефон, и никто его не слышит: «Я не желаю об этом думать, вы поняли меня?»

– На том берегу озера есть автостоянка, – сообщил Питер. – Кто его знает – может, там и телефон-автомат стоит? Во время моих несанкционированных отлучек из Медоумида я обнаружил, что простой народец, обитающий в этой озерной глуши, еще не навострился посягать на целостность телефонов-автоматов, так что тут еще остались работающие телефоны и – представьте! – они принимают монетки!

Питер побренчал мелочью в кармане, чтобы показать Данбару, что он предусмотрел такую прекрасную возможность.

– Хорошо, – кивнул Данбар. – Телефон или перевал, я готов ко всему. Мы это сделаем!

И он зашагал вперед, словно желая растоптать любые сомнения. Было в его тоне нечто решительное, что поставило последнюю точку в их разговоре. Оба молча двинулись вдоль озера. Теперь, когда ветер дул не в лицо, а в спину, Данбар вгляделся сквозь стволы и ветки и заметил, что хотя на этот укрытый от посторонних глаз участок берега не набегают яростные волны, как там, у отеля, но вода сплошь покрыта мелкою рябью, кругами расходящейся от бурных водоворотов, что закручивались чуть дальше на глубине. Внезапно с тропы открылся вид на черный, испещренный серебристыми пятнами пляж, что заставило его невольно остановиться: там и сям виднелись огромные валуны, разбросанные в идеальном беспорядке, как в японском саду камней. Вдали на другом берегу голая бронзовая гора с прожилками снега на склонах ближе к вершине купалась в тенях от быстро бегущих облаков. Подумать только! Как на этом чудесном островке покоя, чей приятный сельский пейзаж он видел раньше – как правило, из окон несущихся лимузинов, возвращаясь в Лондон с конференции ли в одном из домашних графств[12], или после уикенда в Чекерсе[13], или из скромного сельского имения в Бакингемшире, могла возникнуть столь чарующая и неприветливая пустыня? Поймав себя на том, что его мысли как будто застыли, а внимание приковано к искрящейся ряби на волнующейся водной глади, он с трудом перевел взгляд от лесной вырубки к тропе под ногами и сосредоточился на терапевтической размеренности ходьбы. Шагая вперед, он ощутил, как отступила тревога, освобождая в душе местечко для тоски по Флоренс. Эта тоска, как и тревога, оказалась почти всепоглощающей, но не настолько же осязаемо гнетущей. Его жажда примирения с дочерью была настолько сильна, что если бы она сейчас очутилась здесь, он был готов упасть перед ней на колени и молить о прощении. Почему он в таком состоянии? Или, быть может, стоит задать вопрос по-другому: почему он не был всегда в таком состоянии? Почему жизнь не казалась ему всегда столь тревожной и столь горькой? Следующие полчаса он обдумывал вопрос, нашел ли он наконец естественное состояние души, или же, напротив, отдалился от своей истинной природы. Он не смог прийти ни к какому выводу, пока Питер не прервал его размышления.

– Я бы не отказался выпить!

– Ты уже принял довольно, – укоризненно заметил Данбар.

– Довольно! – возмутился Питер. – Что это еще за стандарт? Я хочу быть преданным Международному трибуналу в Гааге за недовольное принятие спиртного!