– У нее работала в горничных Тамарка, –сообщила мне попутчица после короткой паузы. – Мужики сволочи, сами в Москвекобелируют, сюда пару раз в месяц прилетают, а за женами «глаза» понатыкали.Томка за Эммой шнурком ходила. Конечно, Эммочка противная, грубая, словахорошего никому не скажет, гав-гав со всеми. Но ей прощают, потому чтонесчастная. Так вот, Тамарка заболела, ее подменила Катя, сестра Ники из отеля.Но Катя Эмме не понравилась, и она ее выгнала. Катька забыла в доме паспорт.Пришла назад, а Эммочка по дому без всего ходит. Во где кошмар! Катька всемрастрепала, и с той поры Эмму люди жалеют. И как это она так умудрилась?

– Несчастья обычно происходят случайно, –вздохнула я.

– Ой, – закивала Нина, – точняк. Че щарасскажу! У Олеськи…

У меня началась морская болезнь. Этанеприятность никогда не случается с людьми на земле, но меня вдруг укачало отбеседы с Ниночкой. Жалея, что не взяла никаких таблеток, я решила не слушатьпопутчицу. А та болтала без умолку.

– У ней любовь случилась с Максом, а он толькопостояльцев обслуживает. Их Ника поймала и парню пригрозила: «Будешь спать счужими бабами – уволим». А тот ей и говорит… А она ему отвечает… А он ей… А онаему в рожу… А он ей… Налево!

Я, начисто потеряв нить разговора, нажала напедаль тормоза.

– Что?

– Надо внимательнее рулить, – укорила меняНина. – Поворачивай, приехали.

«Мерс» замер у двухэтажного дома с вывеской«Лучьшие шубы». Похоже, Руфуса, хозяина фабрики, консультировала подругаНиночки, поэтому надпись оказалась с орфографической ошибкой.

Моя спутница запихнула безропотную Муму всумку.

– Ты сколько шуб до сегодняшнего дня купила? –деловито осведомилась Нина.

– Ни одной, – призналась я.

– Значит, ни хренашечки не понимаешь в мехе?

– Верно.

– Тогда молчи, – приказала отвязная девица, –иначе торг испортишь. Предоставь дело мне. Шоколадно срулю!

Удивленная странным глаголом «срулить» и неочень-то понимая, что он обозначает, я покорно поплелась за Ниной. А она пнуладверь ногой и влетела в торговый зал. Где-то под потолком звякнул колокольчик,в ту же секунду появилась молодая женщина в джинсах и футболке.

– Хау ду ю ду, мисс? – бойко произнесла она. Азатем начала заикаться: – Ту… э… вонт… э…

– Не умничай! – оборвала продавщицу Нина. –Своих не признала?

– Здрассти, – с явным облегчением ответила та.– Шубку хотите?

– Нет, блин, приехали голову красить! –гаркнула Ниночка и поставила на пол сумку с Муму. – Поглупей чего спроси… Прямообожаю в меховых лавчонках педикюр делать! Где хозяин?

– Руфус уехал за товаром, – доложилапродавщица и расцвела в улыбке. – Я готова вас обслужить, меня зовут Вера.

Нина брезгливо поморщилась:

– Ты-то на все готова, но я не общаюсь споломойками. Где Руфус?

– Чай, кофе? – запела Вера.

– Руфуса! – гаркнула Нина.

– А вам? – повернулась ко мне Вера.

Я открыла было рот, но тут кто-то подергалменя за брючину. Взгляд машинально устремился вниз. На полу сидела Муму – онаявно хотела что-то сказать.

– Это моя глухонемая свекровь, – гаркнулаНина, – она те не ответит, не лезь к бабке. Лады, мы уходим. Хотели купить штуксемь-восемь-пять ваших гадостных шуб прислуге в подарок, но раз нас обслужитьнекому… Пошли, мамуля, здесь не срослось. Через пару километров еще фабричкаимеется.

– Анденстенд, пожалуйста, – занервничала Вера,– уно моменто, Руфус уже вернулся.

– Супериссимо, – кивнула Нина. – Ну-ка,прикати нам кресла. Видишь, свекровка пожилая, плохо на ногах держится.

– Битте, сюда, – принялась кланяться Вера, –проследуйте в вип-зону. Чай, кофе?

– Ага. И сразу у столба повеселимся, –нахмурилась Нина, когда мы оказались в другом помещении. – Слетай за хозяином,одна рука здесь, другая там.

Вера вихрем рванула в глубь магазина.

– Какого черта ты обозвала меня своейсвекровью? – возмутилась я, поворачиваясь к спутнице. – Разве я выгляжу на столет?

– Ой, перестань, – поморщилась та. – Хочешьшубку задарма? Тогда молчи. И потом, сейчас все золотые нити вшивают,эмбриональные клетки колют… Старухе пятьдесят лет, а она на двадцать смотрится!Главное, пасть не разевай, потопчешь малину.

– Здравствуйте, дорогие дамы, – понеслось надзалом, и передо мной возник толстый смуглый лысоватый мужчина сглазами-черносливами. – Извините, задержался. Верочка уже показала наши лучшиемодели? Вот!

Жестом фокусника Руфус выкатил стойку, накоторой покачивались вешалки с шубами. Очевидно, большую часть клиентурыфабрики составляли женщины из России, и Руфус научился почти без акцентаобъясняться на моем родном языке.

– Норка! – возвестил хозяин и стал перебиратьманто. – Шиншилла! Леопард!

Нина закинула ногу на ногу.

– Кошка, – равнодушно отметила она, – крыса и…э… похоже, хомяк. Может, и подойдет кому, но нам надо для горничных. Поэтомунеси настоящий мех!

– Этот не фальшивый, – заморгал Руфус, – и яне торгую кошатиной! Вы говорите ужасные вещи! В Греции обожают кисок! Мы их…

– Ага, вы их в каждом доме подкармливаете, –перебила Нина. – Здесь ты не соврал. У вас везде миски с кормом стоят. Датолько куда трупы девать? Я же не сказала, что шкуру с живой Мурки содрали…Меня не обдуришь. Я своя! Из Флоридоса!

Руфус закатил глаза.

– И как я сразу не понял… Вера, подайвип-манто.

Продавщица живо поменяла стойки. На мойвзгляд, никакой разницы между увезенными и вновь появившимися шубами не было.

– Норка! Шиншилла! Белый барс! – закатил глазаРуфус.

Я прикусила губу: и еще мексиканский тушкан.Надеюсь, Нина слышала о таком звере? В конце концов, она же могла видеть фильмпро двенадцать стульев.

– Я уже сказала: не хотим ерунду излабораторных мышей, – ледяным голосом заявила Нина. – Вставай, мама, поедем насоседнюю фабрику.

– Зачем нервничать? – заулыбался Руфус. –Покажу эксклюзивный мех. Вера, неси шубы, которые я для своих дочерей приготовил.