Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, нужно, необходимо перестраиваться нашей международной журналистике. Однако никакой надежды на ее перестройку в обозримом будущем у меня нет. Кому там перестраиваться? Где графовы, пасютины, феофановы, максимовы, армеевы, надеины, васинские в международной журналистике?
Все наши собкоры и спецкоры, просто коры и редакторы, комментаторы и обозреватели (кроме разве что Бовина, который пишет одну статью за несколько месяцев, кстати, отчего?) — все! — наша бывшая и настоящая „золотая молодежь“, дети, внуки, зятья крупных — до самых крупных — наших руководителей, представители династий дипломатов, генералитета и министров. Все они связаны „классовой“ (можно было бы написать без кавычек) круговой порукой почище, чем выпускники Итонского колледжа или Токийского университета. И происходящее сейчас в нашей стране революционное обновление для них — смертельная опасность.
Я не столь наивен, чтобы считать „элитарность“ единственной причиной убогости нашей международной журналистики. Ясно, что, коснись они многих из внешнеполитических тем, придется вертеться как на раскаленной сковородке. Но хоть и то, что пишут в „Известиях“, ведь можно писать по-людски!..»
Насчет «элиты» я не уверен, что Григорьев прав на все 100 процентов. Но факт «убогости» международной журналистики констатирован точно.
Меня этот «факт» по понятным причинам беспокоил не меньше, чем читателя «Известий». Действуя доступными мне методами, я обращался к Брежневу (февраль 1979 года), Зимянину (октябрь 1979 года), Андропову (ноябрь 1982 года), Горбачеву (май 1984 года), Лукьянову (май 1986 года), Яковлеву (сентябрь 1986 года). Эмоций и бумаги потратил много, но отдача была минимальной.
* * *
Перестройка позволила изменить метод. Приближался VI съезд Союза журналистов СССР. Раньше это всегда было максимально формализованное, парадное мероприятие. Я был уверен, что журналистское начальство, которое заправляет съездом, будет действовать в рамках старого мышления. Но все-таки решил выступать. Перечитал прежние записки. Подсыпал соль и перец. И на вечернем заседании съезда 14 марта 1987 года был выпущен на трибуну. Очень волновался.
«Уважаемые товарищи! По понятным причинам с этой трибуны говорят прежде всего о наших внутренних проблемах. Здесь, конечно, наши главные заботы и тревоги, здесь наши боли и наши радости и именно здесь, внутри страны, происходит и должна происходить та революция надежд, которая разбужена XXVII съездом партии.
Должен сказать, что я завидую коллегам-журналистам, пишущим на внутренние темы. Завидую потому, что они стали писать интересные, умные, берущие за душу, за живое статьи. Воспитывать у советских людей гражданственность, партийность можно только правдой. Это единственное, чем можно такие качества воспитать. Я им завидую, потому что на фоне явного оживления нашей внутренней журналистики особенно заметно отставание той, которую я представляю, — журналистики международной.
Боюсь даже сказать, что здесь перестройка началась. Делаются какие-то первые попытки, которые касаются не содержания, а только формы нашей работы. Обидно и больно работать, как раньше, когда надо работать лучше.
Главный недостаток международной журналистики — обилие запретных зон и запретных тем для анализа. За пределами нашей журналистики оказываются не только отдельные факты, не только отдельные страны, но и целые пласты социально-политической реальности.
Возьмите, к примеру, положение в международном коммунистическом движении. Подумайте, вспомните, где, в какой газете вы последний раз читали какую-либо статью с анализом нынешнего состояния в коммунистическом движении, в отдельных его отрядах? Ничего этого нет.
Или возьмите положение в мировой системе социализма. Здесь происходят интереснейшие процессы. В каждой стране по-своему решаются те или иные экономические, социальные, политические проблемы. Накопилась масса материала для сопоставления, для сравнительного анализа, для интереснейших выводов. Где этот материал на страницах наших газет?
А страны социалистической ориентации — социальный авангард „третьего мира“? Где можем мы прочитать о тех крупных, часто болезненных, иногда кровавых процессах, которые там происходят?
К сожалению, мы, журналисты-международники, даем читателям лишь обрывки, крохи информации и минимум анализа, минимум обобщений. Чем лучше наши отношения с какой-либо страной, тем меньше я как журналист-международник имею возможностей для объективного, научного анализа того, что в этой стране происходит. С беспокойством думаю о времени, когда нормализуются советско-американские отношения: ведь „закроют“ Америку для журналистов.
Теперь посмотрим, почему так происходит.
Во многом наше молчание о коммунистическом движении, о странах социализма и социалистической ориентации связано с тем, что те сложные процессы, которые вокруг происходят, мы продолжаем воспринимать сквозь призму старых схем, давно себя изживших, черно-белых. Мы так загородили себя от жизни этими формулами, что не можем воспринимать жизнь в ее реальных проявлениях. Она совсем другая, она непривычная, она пугает своим разнообразием, противоречиями, коллизиями. И мы предпочитаем держаться за старое и молчать.
Но, пожалуй, не эта причина главная. Главное в том, что у нас сложился такой порядок, когда каждая публикуемая статья или передача фактически рассматриваются как выражение официальной позиции Советского Союза. Отсюда — господство стандартных формулировок, проверенных и перепроверенных, жеваных и пережеванных формул, ничего не дающих ни уму ни сердцу. А когда каждый материал рассматривается как материал, отражающий позицию правительства, партии, в расчет принимается прежде всего возможная реакция на него извне. В первую очередь товарищи озабочены тем, как бы не обиделся какой-либо премьер-министр или президент. Конечно же застенчивое молчание прессы устраивает наших партнеров. Устраивает оно, видимо, и наших чиновников. Но оно решительно не устраивает миллионы советских людей, которые хотят иметь точную, объективную и разнообразную информацию.
И вот здесь, товарищи, серьезная опасность. Она заключается в том, что если мы обходим какие-либо факты, события, процессы, молчим о них, то подрываем доверие к прессе как к источнику объективной, партийной информации. Мы сами посылаем людей слушать всякие „голоса“ и получать эту информацию из грязных, враждебных рук.
Я конечно же понимаю, что мы должны учитывать интересы внешнеполитических ведомств. Но забота об этих интересах не должна противоречить интересам советских граждан, которые хотят знать, что происходит в мире. И здесь, по-моему, выход один — нужно научиться разграничивать официальные материалы, которые выражают точку зрения правительства, и журналистские, авторские комментарии. Необходимо всех приучить к мысли, что если пишут Бовин, Овчинников, Кондрашов, если говорит Зорин — это не обязательно позиция Кремля.
К сожалению, на данную тему не первый раз говорится. Принимаются половинчатые решения. Но дело стоит на месте. И пока оно будет на этом месте стоять, перестройки не будет.
Еще одна беда наша — слабость аргументации, эпитеты вместо доказательств. Скажем, если едет наш министр в Австралию, мы пишем: „Поездка Шеварднадзе в Австралию“. Если едет Шульц в Пекин, публикуем: „Вояж Шульца в Пекин“. И довольны — „приложили“ Шульца. Пустое все это. „Клеветнический“, „злобный“ и т. п. и т. д. — эти слова ничего сами по себе не решают, если за ними нет серьезного, аргументированного, доказательного анализа фактов. А то сплошь и рядом мы ругаем Рейгана, но невозможно понять, что же конкретно сказал Рейган. Стыдно так работать!