– Еще чего, – ответила Лайла. – Ты – всего-навсего демон, который корчит из себя бога.

«А ты, – ровно отозвался тот, – умрешь медленно и мучительно».

– Я уже однажды убила это тело, – сказала Лайла. – И думаю, что смогу сделать это снова.

Холланд все не мог оторвать взгляда от трупа Ожки. От следов ударов на ее коже. От красной полосы ткани, обернутой вокруг шеи. Словно почувствовав тяжесть его взгляда, Осарон обернул к Холланду краденое лицо.

«Ты что, не рад видеть своего короля?»

Ярость Холланда никогда не полыхала огнем. Она всегда была холодной и острой, и издевательские слова служили для нее точильным бруском. Ожка всегда была верной – не Осарону, а ему, Холланду. Ему она служила. Доверяла ему. Видела в нем не бога, а своего короля. А теперь она была мертва – как Алокс, как Талья, как Ворталис.

– Она не пускала тебя в себя.

Движение головы. Кривая улыбка.

«Мертвые безотказны».

Холланд обнажил клинок – это был серп, который он прихватил с тела спящего воина на площади.

– Я вырежу тебя из этого тела, – сказал он. – Даже если придется делать это по кусочкам.

По ножам Лайлы пробежал огонь.

С концов пальцев Келла капала кровь.

Они одновременно двинулись на короля теней, смыкая кольцо, беря его в клещи.

Именно так, как они и планировали.

* * *

– Ни один из нас этого не предложит, – наставлял их Келл. – Неважно, что Осарон скажет, что он сделает. Плевать на все его обещания и угрозы – ни один из нас не пустит его внутрь.

Они сидели на камбузе «Призрака», между ними на столе лежал передатчик.

– Значит, наше дело – с ним кокетничать, изображать неприступность? – спросила Лайла, крутя кинжал, поставленный на стол острием вниз.

Холланд хотел было заговорить – но ту корабль качнулся, и он вынужден был прерваться, тяжело сглотнул.

– Осарон всегда жаждет того, что ему не дают, – сказал он наконец, преодолев приступ дурноты. – Наша цель – не отдать ему тело, но заставить его нуждаться в таковом.

– Отлично, – сухо подытожила Лайла. – Значит, все, что нам нужно сделать – это просто победить кусок воплощенной магии, достаточно сильный, чтобы разрушить целый мир.

Келл бросил на нее косой взгляд.

– С каких это пор ты бежишь от драки?

– Никуда я не бегу, – огрызнулась она. – Просто хочу убедиться, что у нас есть шансы на победу.

– Мы победим, если будем сильнее его, – сказал Келл. – А с кольцами у нас появляется такая возможность.

– Может появиться, – поправила Лайла.

– Любой сосуд можно опустошить, – сказал Холланд, вертя на пальце серебряное связующее кольцо. – Магию нельзя убить, но можно ослабить, а сила Осарона хоть и велика, но не безгранична. Когда я отыскал его в Черном Лондоне, он был так слаб, что заключил себя в статуе, не имея силы даже на то, чтобы принять движущуюся форму.

– Пока ты ему эту форму не предоставил, – пробормотала Лайла себе под нос.

– Именно так, – ответил Холланд, подчеркнуто игнорируя подколку.

– Осарон последнее время кормился силой моего города, энергией жизни моего народа, – добавил Келл. – Но если чары Тирена сработали, сейчас осхоку сильно не хватает пищи. Его ресурсы иссякают.

Лайла вытащила кинжал из столешницы.

– И это означает, что он прямо-таки жаждет новой драки.

Холланд кивнул.

– И мы ему ее устроим. Вымотаем его. Приведем его в отчаяние, заставим жаждать.

– А потом что? – спросила Лайла.

– А потом, – ответил Келл, – и только потом, мы дадим ему тело. – При этих словах принц-антари кивнул на Холланда, который уже повесил себе на шею передатчик.

– А что, если он выберет не тебя? – усомнилась Лайла. – Предложить – отличное дело, но если он решит забрать меня, я намерена ему поддаться.

– Лайла, – начал было Келл, но она не дала ему договорить.

– И ты поступишь так же. Не притворяйся, что не поступишь.

На камбузе воцарилась тишина.

– Ты права, – наконец произнес Келл. И тут, к удивлению Холланда – хотя по идее это уже не должно было его удивлять – Лайла Бард улыбнулась. Улыбка получилась невеселая и натужная.

– Итак, объявляю состязание, – сказала она. – Пусть победит лучший из антари.

* * *

В движениях Осарона смутно проглядывала грация Ожки, но скорость у него была вдвое больше. Из ее ладоней поднялись клубы дыма, сформировавшие клинки-близнецы, которые за мгновение стали реальными. Тускло блеснув, они разрубили воздух в том месте, где только что стояла Лайла.

Но Лайлы там уже не было – она оттолкнулась в прыжке от ближайшей колонны в тот миг, когда Холланд призвал сильный, ослепляющий порыв ветра, а Келл выпустил в противника целый дождь стальных игл.

Руки Ожки взлетели, успокаивая ветер и сталь, в то время как Лайла подбиралась к ней сзади, наметив удар в спину.

Но Осарон был очень быстр, и нож Лайлы едва зацепил плечо его краденого тела. Из раны, словно пар, поднялась тень, стремительно зарастив мышцы и кожу трупа.

«Недостаточно быстро, маленькая антари», – сказал он, нанося ответный удар ей в лицо.

Лайла упала на бок, нож выпал из пальцев, когда она ушла в перекат и заняла низкую стойку. Она выбросила вперед ладонь – и оброненный ей нож промчался по воздуху и воткнулся Ожке в ногу.

Осарон издал низкий рык, из раны снова повалил дым, а на лице Лайлы появилась жуткая улыбка.

– Этому приему я научилась у нее, – сказала она, и в руках у нее возник еще один нож. – Прямо перед тем, как перерезать ей глотку.

Тело Ожки оскалило зубы.

«Я заставлю тебя…»

Но Холланд уже атаковал, вокруг его серпа, разрезавшего воздух, плясали электрические искры. Осарон повернулся и блокировал удар одним из своих мечей, а другим рубанул Холланда по груди. Тот увернулся, клинок лишь слегка задел ребра, а Келл в это время ударил с другой стороны, его кулак оброс ледяной латной перчаткой.

Его удар пришелся Ожке в голову и разрезал щеку до кости. Пока Осарон еще не успел затянуть рану, Лайла была тут как тут, и ее нож полыхал пламенем.

Они двигались слаженно, как части одного и того же орудия. Танцевали вокруг, как ножи Ожки – в то время, когда она еще владела ими – согласуя друг с другом каждое новое движение, каждый удар. Когда атаковала Лайла, Холланд чувствовал ее намерение. Когда Холланд делал финт, Келл знал, куда ранить врага.

Они были стремительны, кружили вокруг Осарона, и всполохи света там и сям жалили сгусток темноты.