Алёна вышла из ванной свеженькая и благоухающая, улыбка налице.

— С облегчением, — сказал я, — что естьбудешь?

— Я уже все заказала, — сообщила она. —Покажи, что у тебя за проблемы с наложением вектора тензорастики…

— Сама заказала? — спросил я с недоверием.

Она отмахнулась:

— Все некогда перепоручить автоматам. Да и зачем?

Я пожал плечами:

— Ну-у… чтобы самому не возиться. А вообще не знаю, чтомне подают на обед.

— Ты мужчина, — сказала она снисходительно, —ты отметаешь все лишнее. А мы, женщины, от мелочей отказываемся не так легко…

— Ты женщина? — удивился я. — На фиг тебе этонадо?

— Что? — переспросила она. — Быть женщиной?

— Ну да…

Она подумала, нахмурила брови.

— А что в этом плохого? Ну, женщина… и что? Какаяразница?

— Ты же сама говоришь, что женщины слишком вникают вовсякие мелочи.

Он прошлась по комнате, кресло катилось за нею, стараясьподставиться мягким сиденьем, наконец просто боднуло под колени, и Алёна сразмаху погрузилась в его роскошные объятия, красиво вскинув ноги. Поспешноподкатил столик, манипуляторы поставили два хрустальных бокала и наполнили натреть красным вином.

— Знаешь, — сказала она с удовольствием, —некоторые мелочи весьма… приятные. Как вот это вино. Только почему красное?

— Не знаю, — ответил я рассеянно. — Это не явыбирал. Наверное, потому, что красное как-то защищает от атеросклероза,инфарктов, инсультов, еще какой-то ерунды…

— А кто выбирал? — спросила она с подозрением вголосе.

— Не знаю, — ответил я честно. — Бар ихолодильник вообще-то получают указания от кровати. Пока я сплю, она дажеуровень сахара в крови проверяет, зараза. И всей квартире раздает указания…

Она с великим изумлением уставилась на что-то за моейспиной.

— Настоящая джезва? Ты что… все еще пьешь кофе?

Я с кривой улыбкой развел руками:

— Все еще… иногда. Так. Для вкуса. Ностальгия… Но,конечно, пользуюсь и алатропом и некстером.

— А геппом?

Я отмахнулся:

— Не знаю, душа не лежит к расслабляющим. Я из тех, ктов старину ни за что не притронулся бы к марихуане, но с кокаина не слезал бы.

Она пробормотала:

— Я тоже предпочитаю стимуляторы.

Чтобы выказать себя крутым мачо, я закрыл папку сдиковинными рецептами и велел приготовить просто яичницу с ветчиной.Единственное, что аппаратура решила без нас, это удвоила количество яиц и утроилаветчины. Наверное, мы выглядели достаточно голодными.

Алёна быстро и без жеманства опустошала свою тарелку, я сижунапротив, но она поглядывала поверх моей головы, на стене гибкий экран, чтопереходит и на соседние стены, слышно, как шумно плещется море, кричат чайки,доносятся азартные крики и глухие удары по мячу.

Пляжей обычного типа почти не осталось, все сталинудистскими. И даже те, которые не нудистские официально, все-таки гденаполовину, а где и намного больше заняты нудистами. Когда проблема увеличенияпенисов исчезла, все больше мужчин вдруг открыли, что они вообще-то нудисты, акогда подкачка геля в половые губы стала настолько рутинным делом, что можнораздувать их до любых размеров в домашних условиях, то и женщины ощутили, что внудизме что-то есть, есть.

Наконец на обычных пляжах нудистов стало столько, что намужчин в плавках смотрели с иронией: и что он там скрывает? Сморщенный крючокили что-то мелкое и винтообразное? А если женщина в купальнике, то у нее тамнечто такое, что даже пластический хирург опускает руки?

Но полной и окончательной победой нудисты наслаждались всегодва-три года. А потом появились модификанты, на их фоне нудисты теперь выглядятстаромодными и отсталыми.

Алёна опустила взгляд на меня, повела в воздухе пальцем, и пляжмгновенно сменился чинной атмосферой государственных учреждений. Чиновникивскинули руки с бумажками, по старой традиции какой-то законопроект илимежправительственное соглашение одобряя именно таким образом.

— Молодец, — сказал я хмуро, — сразу отыскала.

— Это было непросто, — призналась она. — Утебя семь тысяч развлекательных каналов, триста информационных и всего шестьпо-настоящему дельных.

Я буркнул:

— Во все века клоуны всех мастей были популярнее изаметнее ученых, политиков, философов, мудрецов. Начиная с допещерных ипещерных эпох и до нынешнего времени. И сейчас новость ли, что телеканалАкадемии наук менее популярен в сети, чем любой из развлекушек?

Она поморщилась:

— Еще скажи, что Аня Межелайтис известнее любогонобелевского лауреата, что создатель компьютера умер в бедности, а создательпорносайтов покупает дворцы и оборудует в личных суперлайнерах бассейны, а наяхтах ставит теннисные корты для себя и друзей!

— И скажу, — пообещал я, потом махнулрукой: — Дразнишься? И так все знаешь.

Она сдвинулась вместе с креслом в сторону и похлопала покорпусу стиральную машину.

— А хорошо, — сказала она деловито, — чтовсех роботов, хоть кухонных, хоть садовников, всегда снабжают половымиорганами. Хотя по правилам они и тщательно замаскированы, но даже я могупонять, как быстро их высвободить наружу и как закрепить на постоянное место.

— И где там половые органы? — осведомился ямрачно.

— Может быть, — предположила она, — ты убралперед моим приходом?

Я пожал плечами:

— А смысл? Через несколько часов узнаешь обо мне все. Уменя не останется тайн.

— Страшно? — спросила она с сочувствием.

— Страшно, — сознался я. — Как-то относилсябездумно, видел только плюсы, а теперь мороз по шкуре… И вдруг ощутил, какдорожу твоим мнением. Жутко все разом потерять.

Она отмахнулась:

— Не боись, мое мнение о тебе не шибко высокое. А есличестно, то… нет, не скажу.

— Спасибо, — сказал я. — Наверное, толькопотому с тобой у меня и комфорт. Любовь — это когда можно без стесненияперднуть в постели. Или посидеть рядом на унитазе… Хотя вообще-то, когда дрыхлив твоей постели, ты пукала довольно мощно, но все равно было комфортно и совсемне противно…

Она вскрикнула в великом возмущении:

— Что? Я? Да никогда в жизни!

— Жаль, — сказал я печально, — вот видишь, ине пукала, и на унитазах не сидели.

— У меня только один унитаз, — напомнила онаядовито. — Правда, у Лены-манекенщицы два… Когда ты утром на нем кряхтел,я чистила рядом над раковиной зубы.