Ровная, мощенная булыжником дорога, проезжая даже в самую непогоду, уводила беглецов из герцогства Альгальд в свободный город Дрейд. Быстро смеркалось. От придорожных дубов ложились длинные тени. Из оврагов и низин выползали коварные язычки промозглого тумана — Павел Степанович расчихался, он не выносил сырости. С юга тянуло дымом пожарищ. Жалобно, будто оплакивая мертвых, кричала ночная птица. Было тоскливо и бесприютно, смутно на душе.

В последний раз оглянулся он на Альгальд, город недавней своей славы. Черный силуэт пирамиды вырисовывался на фоне кровавого зарева, рядом с изящными шпилями герцогского замка. Густой дым размывал, смазывал его контуры, и огромное сооружение казалось парящим в воздухе… Пращур не обладал даром предвидения и не мог знать, что видит свое детище в последний раз и вернуться сюда ему более не суждено…

Метод Макса действовал. С каждым шагом у Хельги крепло убеждение, что они на верном пути.

— Скорее, скорее! — торопил он. — Ну что вы как сонные мухи, еле ножками перебираете!

— Куда уж еще быстрее? — хныкала бедная Ильза. У нее от скорости даже ветер в ушах свистел, будто не пешком шла, а скакала на коне. — И вообще, темно! Я спотыкнуться боюсь!

— Споткнуться! — поправила верная себе Меридит.

— Учту, — покорно вздохнула девушка и постаралась прибавить шагу.

Но тут, к ее радости, стал отставать Орвуд.

— Совсем вы меня загнали! — пыхтел он. — Не забывайте, что мои ноги чуть не вполовину короче ваших!

— Не преувеличивай! — отвечал Аолен через плечо. — От силы на треть!

— Вот и пойдем на треть медленнее! Потому что мне на треть тяжелее вашего приходится! Где справедливость?!

Так и пришлось им сбавить темп — Орвуда не переупрямишь. Но все равно двигались преследователи гораздо быстрее беглецов, не тратили время на привалы, и расстояние между ними неуклонно сокращалось. Восход еще не успел разгореться, когда Аолен заметил впереди на дороге процессию в белых рясах.

Макс долго гадал потом: откуда охрана Пращура поняла, что их догоняют враги, ведь на каждом из преследователей была надета та же самая белая ряса? Наверное, это было некое шестое чувство, особое чутье, присущее воинам. Они заняли круговую оборону, ощетинились копьями и мечами.

— Ничего страшного. По пять на нос, — оптимистично рассудила Энка, — бывало и хуже. — А потом обратилась к стражникам: — Эй, вы! Выдайте Пращура, и мы вас не тронем!

Предложение было праздным. Девица не хуже остальных знала: ни за что не выдадут. У гильдии стражей-телохранителей свои нерушимые принципы. Просто нужен был формальный предлог для нападения.

Макс ждал, что охранники — все как один здоровые молодые мужики, рассмеются в лицо рыжей тощей девчонке, чья речь звучала так самоуверенно, будто исход битвы был уже решен. Но те, видно, понимали, кто встал у них на пути.

— Мы будем стоять насмерть, — серьезно ответил один из десятников.

— Ну стойте, воля ваша, — вздохнула сильфида с некоторым даже сожалением, дескать, не хотела губить невинные души — сами напросились, и взялась за меч.

Силы были неравными — это стало ясно с самого начала. И численный перевес не помог. Стражи-телохранители хороши для близкого боя в замкнутом пространстве. Они умеют безошибочно угадать убийцу и отвести коварный удар, отбить короткую атаку заговорщиков, усмирить и разогнать недовольную толпу и, если надо, закрыть хозяина собственным телом, приняв смерть вместо него. Но сражение в чистом поле с таким грозным противником, как закаленные в бесчисленных боях воины-кансалонцы, требовал иных навыков. Охранникам, состоящим на службе при герцогской короне, слишком редко приходилось пускать свое искусство в ход, а никакая тренировка настоящего боевого опыта заменить не может. Холеные, сытые, они были, с точки зрения троих сотников, непозволительно медлительны. А Рагнар считал, что и удар у них слабоват.

Правда, соотношение один к пяти, о котором упоминала сотник Энкалетте, было не совсем верным. К тому моменту, когда лично она прикончила седьмого противника, Ильза едва-едва справлялась с третьим. С точки зрения Макса, это был выдающийся результат: юная, хрупкая с виду девушка уложила насмерть троих здоровенных парней. Но Меридит потом долго отчитывала бедняжку, въедливо перечисляла промахи — когда только успела подсчитать? — а под конец заявила, что если та и впрямь намерена зарабатывать на жизнь мечом, ей следует меньше времени уделять вязанию и больше тренировкам, и вообще, рановато она ушла из Дольнской школы. Ильза не обижалась, она и сама понимала, что в этом бою была не на высоте и не погибла только чудом: стражник не знал косого кангарского удара, а она — знала. Хельги в свое время научил. Если бы не его трогательная забота, лежала бы она теперь на чужой дороге с отрубленной головой… От умиления девушка даже прослезилась. Меридит, увидев такое дело, вообразила, что была слишком строга с бойцом Оллесдоттер, расстроилась и принялась утешать: "Ну что ты! Я же не со зла! Это я любя ругаюсь, за тебя беспокоюсь!" Эдуард демонстративно морщился, глядя на них: вот еще девчачьи нежности!

Зато очень хорошо показал себя Орвуд — гномов учат сражаться в тесноте подземелий, он лучше других чувствовал стиль охранников, точнее отражал удары. Справился с семерыми, хотя от него не ждали и четверых. Эдуард честно выполнил план — пять трупов, ни больше ни меньше. Макс шел вровень с Ильзой, но его-то никто не осудил: если человек годами не имеет практики, какой с него спрос. Остальные своих противников не считали, а Балдуру с Хельги вовсе не до того было, им пришлось иметь дело с магами. Вот когда подменный сын ярла пожалел о собственном благородном жесте! Покидая несчастный Альгальд, он напустил на него проливной дождь, погасить пожары. Еще отругал себя, почему раньше не сообразил. Вот только воспользовался он при этом не демонической силой, бившей через край, а обычными спригганскими камнями. И теперь, в бою, был бы и рад пустить их в ход, направить на противника удар стихии, да не мог. Оставалось только неуклюже швыряться магическим огнем. Счастье еще, что маги были совсем не того уровня, что покойный Франгарон, и Балдур мог разобраться с ними самостоятельно — без конца дергать Кукулькана было бы неловко…

Нельзя сказать, что победа далась легко. Это на словах все так ровно и гладко. А на деле Эдуарду распороли бедро, Орвуду проткнули плечо, Меридит — такое место, что она чуть со стыда не сгорела и потом, когда Аолен исцелил рану, еще три дня приставала к нему: точно не останется шрама? Потому что если останется, она больше никогда не сможет показаться на глаза родным! Хотя по правде, не было в ее ране ничего постыдного, просто один из упавших охранников, прежде чем испустить дух, слабеющей рукой метнул наугад нож. Но для дис шрам на мягком месте — все равно что табличка с надписью "Я трусиха", и никому ничего нельзя доказать. Энка едва не осталась без большого пальца, а Хельги обжегся до волдырей собственным огнем — такая досада!

Трудно сказать, сколько продлился бой — времени никто не засекал, а полагаться на ощущения нельзя. Так или иначе, но наступил момент, когда Пращур с ужасом обнаружил, что все его сторонники мертвы и он остался один на один с кровожадными тварями, жаждущими его смерти! Одного он узнал — того нелюдя, которого сам велел принести в жертву Эрде. "Значит, сотник был прав…" — подумал он. Кое-кто из людей — коротко стриженный парень лет тридцати, тоже показался ему смутно, очень смутно знакомым. Где-то он его встречал, давно, давно…