Проводник насупился. Разговор окончился совсем не так, как он ожидал.

– Ладно, оденусь только, – проворчал он. – Деньги – половину вперед, знаешь? Так что серебро свое давай сюда, а бумажки отдашь по прибытии в Харад.

Монах кивнул, он отстегнул от пояса кожаный кошель и высыпал в протянутую лапку все шесть серебряных кругляков.

Пока монеты клацали друг о друга, Листопад спросил:

– Скажи-ка… – Он запнулся, не зная, как обратиться к низкорослику.

– Них, – придя к нему на подмогу, представился лохмач. – Них меня зовут. Них, Выхов сын.

– Ага. Так вот… – Монах привязывал почти пустой кошель к поясу. На дне его остались мелкие монеты, потловские и хальмгардские вперемешку. – Монахи к тебе часто наведываются?

– Чего? – протянул Них. – Какие такие монахи?

– Черные с ног до головы.

Лохмач замахал на него руками, сморщившись при этом так, словно куснул лимон.

– Издеваешься? Я знаю, как выглядят монахи. Чё им в такой глуши делать? Тут и людей-то нет – они же с голоду посдыхают!

– Монахи не едят людей! – оскорбился Листопад.

– Много ты понимаешь, – подбоченился маленький Них. – Не едят… Людей, может, не едят, а трупами очень даже питаются!

– Что за чушь?!

– И ничего не чушь – все так говорят. Они навроде вампиров. Только летать не умеют.

Дверь снова закрылась, и Листопад, потрясенно качая головой, развернулся и поспешил вернуться к оставленной в лесу упряжке.

Кружка с горячим отваром пахла медом. Монах опустился на край саней.

– Я принес тебе лекарство.

Девушка приоткрыла глаза:

– Что это?

– По запаху – твой любимый отвар из дубовой коры. – Он пригубил из кружки, сморщился. – Горько до невозможности! Похоже, тут еще хинин, правда, меда добавили, не поскупились.

Оденсе приподнялась на локте и приняла из рук монаха кружку.

– Как ты это будешь пить, не представляю, – улыбнулся Листопад.

Девушка слабо улыбнулась в ответ. Она залпом выпила весь отвар.

– Я договорился – нас проведут в Харад, – сообщил Листопад.

В подтверждение его слов от лесной избушки, торопливо шагая маленькими ногами, к ним направлялся проводник. В середине поляны он вдруг остановился. Потоптался, нахмурившись. Потом сделал еще несколько неуверенных шагов в выбранном ранее направлении.

– Что-то тут не то, – пробормотал проводник.

Собаки зарычали, успокоить их никак не удавалось. Чем ближе подходил лесной человек к упряжке, тем сильнее становилось их беспокойство. Монах придерживал вожака за ошейник, он гладил его по голове, стараясь успокоить и показать, что нет ничего опасного.

Лохмач заставлял себя идти вперед, хмурясь все больше. Дело было не в клыкастой своре. С собаками он никогда особенно не ладил – слишком уж далеко эти существа ушли от леса в своем стремлении служить человеку. Но в этих псах текла волчья кровь, и Них знал, что его сил хватит управиться с ними. Он может заставить вспомнить об их корнях, и они не кинутся на него, приняв в конце концов за своего.

Было что-то еще. Он напряженно всматривался в лежащий на санях ворох одеял.

– Кто у тебя там?

– Я же говорил – сестра. Болеет, жар у нее, – напомнил Листопад, внутренне удивляясь вопросу и с тревогой наблюдая за странными действиями низкорослика.

Лохмач переступил границу полянки, обходя упряжку на безопасном расстоянии. Так кружит зверь вокруг добычи, проверяя, обессилела ли она или все еще может причинить вред.

– Я не спросил, кто она тебе. Я спросил: кто она?

– Повитуха…

– Ты не вертись, как речной угорь в кипящем масле. Ты мне правду ответь – почему она из меня силы вытягивает?

– Да что ты придумываешь? У нее жар, еле двигается, чем она тебе навредить может? – И монах сердито сощурился от посетившей его догадки. – Или это очередная уловка, чтоб еще денег выманить? Совесть-то есть у тебя хоть какая? Я же тебе все выгреб!

Них оторвал наконец взгляд от саней:

– А что это тебя моя совесть интересует? Тебе бы о своей печься. Ты зачем к нам ведьму притащил, душегубец?

– Она не ведьма! Сдурели вы тут совсем в лесах своих дремучих… Ты хоть одну ведьму-то видел?

– Нет, – честно признался Них. – Но и она не обычный человек.

– Да с чего ты взял?

– Я тебе уже сказал: силы она тянет, это раз. Я только подходить к вам начал – чуть не свалился. Тошнит и голова кружится.

– Может, не то что-то съел, – буркнул Листопад. Держать вожака уже не было надобности. Тот просто не сводил глаз с малорослика, не издавая больше гортанного рычания. – Гриб какой-нибудь…

Них и бровью не повел в ответ на эти слова. Он лишь весомо добавил:

– Ну и воздух над ней светится, это два.

Монах чувствовал, что очень скоро его самого нужно будет сдерживать. Нарастающее от безвыходности ситуации бешенство грозило вылиться наружу.

– Слушай, мне это действительно не интересно. Понимаешь? Не интересно. Мне нужно в Харад. Ты поведешь нас или нет? Просто ответь на вопрос: да или нет?

Них замялся, взвешивая все «за» и «против». Деньги приятно оттягивали его карман, и возвращать их совсем не хотелось. И тогда лохмач решил, что его сил на переход хватит.

– Иди следом, – сказал он. – Но на расстоянии держись. – И тихо и презрительно процедил сквозь зубы, вынося вердикт надоедливому гостю: – Собачник…

Заснеженное болото казалось еще более мрачным, чем обычно. Полузатонувшие ветви упавших деревьев тянулись к небу, как потемневшие кости иссушенных мертвых пальцев.

Слова низкорослика не шли у Листопада из головы. Он вспоминал все, что ему когда-либо приходилось слышать о лесных людях.

Малочисленная раса, обитавшая в самых дремучих лесах, более чем неохотно шла на контакт. О ней было известно крайне мало. Орден вышел на них, когда разбирался со странными донесениями о рыманских купцах, умудрявшихся за один месяц побывать и в Озерном крае, и в Хараде, и в Латфоре.

И очень скоро выяснилось, что не было никаких тебе драконов, крылатых лошадей или сапог-скороходов. Все гораздо прозаичней. Существует некое племя лесных людей – проводников, использующих для перемещения дыры в пространстве. Их способность использовать порталы в своих целях была естественна и совершенна.

Они чувствовали места, где пространственно-временные связи были наиболее слабы, и просто проходили в образовавшиеся разрывы, видя конечную картинку в наслоении реальностей и чехарде прошлого, настоящего и будущего.

Называли лесные люди такие места лазейками.