Чтобы не вызвать новый виток протестов, пришлось ослабить вожжи. И разъяснить отдельным указом, что целибат не обязателен, но если молодой маг хочет иметь не одну, а две Стихии и резерв пообъемнее, то с плотскими утехами ему придётся потерпеть минимум до двадцати.

Одарённые призадумались, но окончательно перестроились только спустя пять лет. Когда своими глазами увидели – действительно, те, кто дотерпел и распечатал дар в двадцать, получили вознаграждение.  За девицами немедленно выстроилась очередь из женихов – выбирай не хочу! А молодые маги оказались в магическом плане намного сильнее по сравнению с теми, кто  поспешил, и  везде обходили их, получая лучшие должности и лучших невест.

Путём проб выяснили, что наиболее правильным возрастом для распечатывания дара является интервал между двадцатью и двадцатью двумя годами. Если раскрывать резерв ещё позже, то маги просто теряли годы, но больше, чем две Стихии всё равно не получали. И правильно – родителей двое, откуда бы третьей взяться? И попутно выяснилось, что те, у кого родители владеют одинаковой Стихией так и оставались с одной, зато она достигала у них недостижимого для других уровня. Спрос на таких магов просто зашкаливал, и сколько полезного они уже сделали для Империи! И сколько ещё сделают?

А ещё неугомонная герцогиня Варийская  на те деньги, что вернул ей Рассветный, в  графском поместье организовала Пансион для одарённых девочек, оставшихся сиротами. Рассветный король, видимо до сих пор чувствуя за собой вину, позволил герцогине и Пансион на землях графства устроить, и принимать в него девочек из других государств.

Детей там не только кормят, одевают и развлекают, но ещё и учат. И внимательно следят, чтобы опекуны не транжирили оставшиеся девочке после родителей средства,  не занимались самоуправством. Например, опекун не может выдать замуж сиротку раньше, чем ей исполнится двадцать. Или если девушка будет против брака.

Император вернулся к столу и взял очередной документ.

М-м! Вилт! Что на этот раз? Ага… Угум.

Баронет прав – стену со стороны Перевала надо поправлять, грахи  так и прут. Столько случаев уже, маги с ног сбились, бросаясь на каждый вызов.  Завтра же необходимо  подключить помощников, пусть подсчитают, сколько чего нужно для ремонта стены. А ещё баронет предлагает соорудить у Перевала имперскую сторожевую крепость. Небольшую: скорее - заставу.  Это хорошая инициатива, Вилт прав – так и спокойнее будет, и местным жителям полегче. Оставить там небольшой постоянный гарнизон или пусть  одна партия воинов сменяет другую, по очереди заступая на дежурство на один-два месяца?  Надо будет подумать, как лучше и выгоднее.

Дорен отвлёкся, вспоминая, как навещал нелюдимого баронета.  Суровый край, эти Дикие Горы, там только с таким характером и хваткой, как у Вилта, и выживешь.

Он готов был снять с него запрет на посещение людных мест ещё восемь лет назад. Да и снял в конце концов, но упрямый баронет никуда переезжать из родового поместья не пожелал. Мол, на кого он своих подданных  оставит? Хозяйство, опять же – птица, скотина, пасека. Так и остался, где жил. Но в город иногда выбирается. Пару раз за это время и жену с собой брал.  А ей всё одно где, лишь бы рядом с мужем. Что флёр с людьми делает – себя не помнит, только на Вилта и смотрит, каждое его слово ловит, каждое пожелание бежит исполнять!

В свой приезд он долго не мог отойти от изумления – и это Аранэлла, бывшая маркиза де Лоринель? Где её гонор? Капризы? Расфуфыренные платья?  Передним предстала добротно, но неброско одетая молодая женщина, которая скромно стояла позади мужа. И молчала! А когда Вилт приказал поторопиться с ужином, бросилась в недра дома и сама – сама!!! – стала выносить кушанья и резать хлеб.

- А чего ты не ешь? – спросил у неё заинтригованный император.

- После поест, вместе со всеми женщинами, - ответил за жену Вилт. – У нас тут не принято за один стол.  Сначала едят мужчины, потом дети, женщины  прислуживают. А когда уберут со стола, то могут и сами поесть, в кухне стол удобный, и таскать никуда не надо.

- Почему??

- Так удобнее. Мужчины тяжело работали, им надо набраться сил и отдохнуть, дети растут, им рано напрягаться. А женщина, пока стряпает да убирает, всегда успеет перехватить кусок-другой. Рядом с печкой да продуктовым хранилищем ни одна баба с голоду не помрёт. Потом, их, юбок, тут не так много, суровый край, тяжело им. Как ни береги – каждый год потери – не дитя, так девка или старуха. Кого зверь заломал, кого болезнь сгубила, а кто по своей дурости или неопытности попал. Короче, на одну женщину тут десяток холостых мужиков.  Чтобы никого в грех не вводить, чтобы  мужики не пялились на то, как девка ложку облизывает, да губами кашу с неё снимает, а девица глазами по рукам и торсам мужчин не шарила, все едят отдельно.

- О…

И что тут скажешь? Суровый край! И как же маркизка выносит всё это?

- Да не обижаю я её, - вздохнул Вилт,  будто почувствовал, в какую сторону пошли мысли  императора. – Сыта, одета, не бита ни разу. Если заслужит – приласкаю. Но сами понимаете, Ваше величество, не природная у неё ко мне привязанность, а вызванная флёром. Поэтому не могу я к ней прикипеть, каждую минуту помню, что без дара моего  проклятого, она другая со мной была бы. На ложе беру, как совсем припрёт и если не провинилась. Но я сразу предупреждал, что расшаркиваться не стану.

- Я без претензий.  А сама-то она как? Хорошо ей? Не скучает по дому? – всё-таки   выбросить девушку, выросшую в роскоши и безделье, в такие условия… Неуютно он себя чувствовал, что уж скрывать.

- Да нормально она. Я же говорю – флёр! Её сейчас в жизни только одно  интересует – чтобы я рядом был и хоть иногда хвалил её, да на ложе брал.  Остальное ей не интересно, и не волнует. Будет  с радостью и благодарностью жить, где я скажу, делать, что велю.  И глазами меня есть, ожидая внимания. Это мне на неё смотреть иной раз тошно, но смотрю, обнимаю, берегу  – жена, не чужая. Буду до самой смерти, как в храме клялся, беречь её  и заботиться. Но любить – не обещал. Молода она, годика три-четыре погожу, потом ребёночка ей сделаю. Отрада мне и услада – сын или дочка. Вот дитя своё любить и на руках носить буду.

И баронет замолчал, опустив голову. Молчал и Дорен.

Женщина на самом деле несчастной не выглядела, а когда Вилт к ней обращался, даже расцветала вся и со всех ног бросалась  выполнять приказ мужа.

Вот поэтому, - подумалось императору, -  людей, имеющих дар флёра, нигде не любили. И старались избегать и заблокировать это проклятое свойство. Жуткое дело – человек  себя полностью теряет, стоит ему попасть под его влияние!

Император передёрнулся, вспомнив, с каким обожанием Аранэлла смотрела на своего сурового мужа.

Да не дайте Трое  с таким в личной жизни столкнуться!

- Ваше величество, прибыли Варийские, -  уединение прервал младший маг, согнувшийся в придворном поклоне.

Дорен поморщился –  надо этого отправить куда-нибудь подальше  - бесит! Уж слишком выслуживается.