В действиях Бурбаки в течение этих дней можно усмотреть обреченный, едва ли не мазохистского толка фатализм, так напоминающий настрой Базена в сражениях у Меца, тот, кто понимает, что бессилен каким-то образом повлиять на события, может лишь, подобно загипнотизированному, взирать на их ход. Его не интересовали передвижения Мантейфеля, о которых сообщалось в сводках, начавших поступать 12 января. «Если верить тому, что получаем из различных источников, – комментировал их Бурбаки, – то большая часть войск принца Фридриха Карла [так!] перемещается к нам». Это облегчит положение Шанзи, чтобы тому наступать на Париж. Так же как и Базен, Бурбаки продемонстрировал полнейшую неспособность руководить крупными группировками, находившимися под его командованием. Прусская тактика рассеивания в движении, сосредоточения для боя была недоступна ни ему, ни его убогим дилетантам-штабистам. Он мог лишь сосредоточиться, призвать Кремера с северо-запада и Мартино с юго-востока, чтобы еще сильнее раздуть три корпуса, уже еле ползущие, подобно леднику, к Бельфору. Пять немецких батальонов вокруг деревни Арсе, как ему показалось, создавали угрозу безопасности железнодорожной линии в Клервале, и 13 января Бурбаки тяжеловесно развернул пять дивизий своего правого крыла, чтобы сдержать их. Этим и исчерпывались его замыслы. В тот вечер он в ответном послании Фрейсине сообщил, что спешил в Эрикур и в Бельфор, но трогательно добавил: «Прошу сообщить мне то, как мне, по вашему мнению, лучше всего поступить. Это будет полностью зависеть от марша сил Фридриха Карла [так!], которые я должен встретить в благоприятных условиях. Не поскупитесь на рекомендации и сведения» – и стал готовиться к атаке немецких позиций на Лизене.

Лизен – узкая речушка, протекающая в Вогезах в нескольких километрах к северо-западу от Бельфора и впадающая в Ду у Монбельяра в расширяющейся долине, обрамленной с обеих сторон густым лесом. Сам по себе Лизен – не очень серьезная водная преграда, и в тот сезон он был покрыт толстым слоем льда, но долина севернее Эрикура проходит среди крутых лесистых склонов, которые, местами сужаясь, образуют овраги, а восточнее Эрикура возвышенности, хотя они ниже, более открытые, и поднимаются более плавно, все же доминируют над долиной. Между Эрикуром и Монбельяром долина снова сужается, лавируя между подступающими более низкими, обычными холмами, которые господствуют над крутыми улочками Монбельяра. Вердер занял восточные склоны долины от Монбельяра до дороги на Люр в Фрае, на расстоянии около 20 километров. Его войска изо всех сил укрепляли позиции. Они доставили сюда осадные орудия, прорыли траншеи и заминировали мосты, они проложили тропы в густых лесах у себя в тылу, проложили целый комплекс телеграфных линий, посыпали покрытые льдом дороги песком и навозом, разложили костры, чтобы на отдельных участках растопить наиболее толстый лед, и, наконец, взломали лед, сковавший речку Лизен.

Немцы воспользовались всем, на что только способна человеческая мысль и инженерия. Но, как бы то ни было, их как было, так и оставалось всего 40 000 человек против 110 000 солдат противника, и Вердер усугубил положение серьезной ошибкой при попытке разгадать намерения Бурбаки. Зависимость французов от железной дороги, рассуждал он, вынудит их атаковать в южной части долины, и, соответственно, расположил большую часть своих сил между Эрикуром и Монбельяром. В его распоряжении было восемь батальонов для обороны 13-километрового участка крайне неблагоприятной местности между Ду и швейцарской границей, но жизненно важную дорогу на Л юр, проходившую по открытой местности на его правом фланге, он охранял всего-навсего тремя батальонами. Бурбаки, готовясь атаковать немцев на протяжении всей долины Лизена, располагал достаточными силами и для флангового охвата на севере. 20, 24 и 15-му корпусам предстояло ударить по немцам от Эрикура до Монбельяра, но это должна была быть вторичная атака для удержания противника на позиции. Решающий удар предстояло нанести на севере силами 18-го корпуса на Шаже и силами дивизий Кремера на Шенбье и Фрае, где Бурбаки, рассчитывая, что позиции Вердера не протянулись дальше Эрикура на север, надеялся на бескровный успех.

Первоначальные маневры французов 14 января убедили Вердера в том, что силы противника у него по фронту даже больше, чем он мог предполагать, и на какое-то время он пал духом. Вердер телеграфировал Мольтке: «Следует тщательно обдумать, стоит ли нам держать осаду Бельфора под натиском этих охватных ударов. Я полагаю, что Эльзас можно удержать, но не вместе с Бельфором, в противном случае мы подвергнем опасности само существование корпуса. Удерживая Бельфор [в осаде], я буду лишен свободы передвижения. Реки в мороз проходимы». Это донесение встревожило Версаль, но Мольтке бодро ответил: «Следует ожидать атаку, и встретить ее необходимо на укрепленных позициях, прикрывающих Бельфор… результат продвижения генерала Мантейфеля скажется по прошествии нескольких дней». Эти распоряжения были получены Вердером вечером 15 января, к тому времени он уже вел бой и не мог им не повиноваться.

Сражение у Лизена затянулось на три дня и довело обе армии до пределов человеческой выносливости. Стояли холода: температура все время оставалась минусовой, в ночь на 15 января столбик термометра опустился до 18 градусов мороза. Вердер при любой возможности возвращал солдат в места расквартирования, но вот у французов подобная возможность отсутствовала. Близость врага вынуждала командующих запретить раскладывать костры, но они все же нарушали запрет, и все – от генералов до рядовых – толпились возле огня, чтобы просто не погибнуть от переохлаждения. Лесные дороги были в сугробах, но если немцы очистили их заранее, то французы пренебрегли этим, и это сыграло существенную роль в печальном исходе операции. Именно по самой заснеженной лесной дороге предстояло продвигаться 18-му корпусу Билло и дивизии Кремера. Именно они составляли ударную силу французской армии. Бурбаки отдал строгие приказы, чтобы корпуса по центру и справа действовали просто как некая опорная точка («налечь» на врага), пока вышеупомянутые корпус и дивизия не разовьют атаку на необороняемое правое крыло противника. Но продвижение Билло и Кремера утром 15 января замедлилось вследствие противоречивых и непонятных распоряжений. Их колонны натыкались друг на друга в лесу, их маршруты пересекались, что вызывало многочасовые задержки. В результате французские войска, смыкавшиеся в направлении Лизена между Эрикуром и Монбельяром, в течение утра с трехкратным численным превосходством так и не смогли преодолеть реку и продолжить атаку на другом берегу. 18-й корпус наступал на Шаже только в дневное время и настолько неуверенно, что немцы без усилий отразили атаку, а Кремер прибыл к Шенбье уже с наступлением темноты, когда и атаковать-то было поздно.

План Бурбаки пошел вкривь и вкось, но еще оставалось время все исправить и спасти его от полного провала. 16 января французы продолжили атаковать по всей долине. Они замерзли, устали, изнемогали от голода и почти не предприняли попыток контратаковать немцев, пытавшихся сдержать их огнем. Но, по крайней мере, вынудили Вердера бросить в бой все имеющиеся у него резервы, и когда Кремер, получив подкрепление в виде одной из дивизий 18-го корпуса, маршем направился атаковать растянувшуюся на многие километры деревню Шенбье, немцы отступили к дороге на Бельфор. Преследование, возможно, превратило бы их отступление в беспорядочное бегство, части немцев на позициях, и так уже порядком обескровленные, могли не выдержать натиска, и дорога на Бельфор была бы открыта. Но Кремер не преследовал противника. Его силы были дезорганизованы, потери значительны, у него не было приказа проникнуть за Шенбье, и Бурбаки каким-то образом решил не осуществлять эту попытку флангового охвата. «Мне бы пришлось бросить железную дорогу Безансон— Монбельяр, – объяснил он Билл о, – и окажись мы отрезаны, нам нечего было бы есть». И Кремер стал окапываться в Шенбье и весь день прочно держал оборону.